Матиас Шандор. Пятнадцатилетний капитан
Шрифт:
— Нет, — твердил он. — Это невозможно! Я люблю её!
Итак, в домике, который на несколько дней озарился лучом счастья, теперь воцарилось полное отчаяние.
Пескад, неустанно наблюдавший за тем, что творится в интересующих его семьях, прекрасно осведомлённый обо всех слухах, носившихся по городу, одним из первых узнал о намечающемся событии. Как только до него дошла молва о женитьбе Саркани на Саве Торонталь, — он сообщил о ней в Катаро. Как только он обнаружил, в какое страшное горе повергла эта новость молодого инженера, которому он всей душой сочувствовал, — он немедленно
В ответ он получил распоряжение продолжать наблюдение за всем происходящим в Рагузе и обо всём сообщать в Катаро.
По мере того как приближался роковой день шестого июля, состояние Петера Батори становилось всё тяжелее. Матери уже не удавалось хотя бы немного успокоить его. Ведь не было никакой возможности изменить решение Силаса Торонталя! По тому, с какой поспешностью была объявлена предстоящая свадьба я назначен срок, можно было не сомневаться, что дело решено давным-давно, что Саркани и банкир — старые знакомые и «триполитанский богач» имеет на отца Савы совершенно исключительное влияние.
Находясь во власти этих неотступных мыслей, Петер Батори осмелился написать Силасу Торонталю за неделю до предстоящего брака.
Письмо его осталось без ответа.
Петер попытался подкараулить банкира где-нибудь на улице…
Это ему не удалось.
Петер решился посетить Торонталя на дому…
Его не приняли.
Что же касается Савы и её матери, то теперь они уже совсем не выходили из дому. Повидать их не было ни малейшей возможности.
Зато Петеру Батори несколько раз случилось встретиться на Страдоне лицом к лицу с Саркани. На взгляды юноши, полные ненависти, Саркани отвечал самым дерзким презрением. У Петера Батори мелькнула мысль вызвать Саркани на ссору и вынудить его драться на дуэли… Но ради чего и на каком основании встанет Саркани у барьера накануне своей свадьбы с Савой Торонталь? Это было бы не в его интересах.
Прошло шесть дней. Вечером четвёртого июля, несмотря на мольбы матери, несмотря на уговоры Борика, Петер ушёл из дома. Старый слуга попытался было пойти следом за ним, но вскоре потерял его из виду. Петер шёл, как безумный, куда глаза глядят, по самым захолустным улицам, вдоль городских стен.
Не прошло и часа, как его принесли домой. Он находился при смерти. Верхняя часть левого лёгкого была у него проколота кинжалом.
Не было никаких сомнений: дойдя до крайнего отчаяния, Петер сам нанёс себе этот удар.
Узнав о случившемся, Пескад бросился на телеграф.
Через час доктор Антекирт уже получил в Катаро известие о самоубийстве молодого человека.
Нет слов описать горе госпожи Батори, когда она увидела перед собой сына, которому, по-видимому, оставалось жить лишь несколько, часов. Но она быстро превозмогла женскую слабость. Прежде всего — помощь. Слезы — потом.
Вызвали врача. Он прибыл немедленно, осмотрел раненого, прислушался к его слабому, прерывистому дыханию, исследовал рану, наложил повязку, — словом, сделал всё, что было в его силах. Но надежды у него не было никакой.
Через пятнадцать часов состояние больного осложнилось сильным кровотечением, дыхание стало еле заметно, казалось, оно вот-вот
Госпожа Батори опустилась на колени, обращаясь к богу с горячей молитвой сохранить сыну жизнь.
В эту минуту дверь растворилась, и на пороге показался доктор Антекирт. Он направился прямо к постели умирающего.
Госпожа Батори хотела было броситься к нему — он жестом остановил её.
Затем он склонился над Петером и внимательно, ни слова не говоря, осмотрел его. Потом он устремил на раненого какой-то особенно пристальный взгляд. Его глаза словно излучали некую магнетическую силу; он как бы хотел перелить в этот мозг, где сознание уже угасало, свою собственную жизнь и свою собственную волю.
Вдруг Петер приподнял голову. Веки его приоткрылись, он посмотрел на доктора и… упал бездыханным.
Госпожа Батори бросилась к нему, вскрикнула и без сознания рухнула на руки Борика.
Доктор закрыл юноше глаза. Потом он встал и, выходя из комнаты, прошептал изречение древнего индусского мудреца:
— «Смерть не уничтожает человека, она только делает его невидимым!»
Глава восьмая
ВСТРЕЧА НА СТРАДОНЕ
Смерть эта наделала в городе много шуму, но никто не подозревал истинной причины самоубийства Петера Батори и тем более того обстоятельства, что к нему в какой-либо степени причастны Саркани и Силас Торонталь.
На другой день, шестого июля, должна была состояться свадьба Савы Торонталь и Саркани.
Весть о самоубийстве, совершенном при таких волнующих обстоятельствах, ещё не дошла ни до госпожи Торонталь, ни до её дочери. Силас Торонталь в согласии с Саркани принял на этот счёт строгие меры предосторожности.
Было решено, что свадьбу отпразднуют очень скромно. В виде оправдания ссылались на то, что семья Саркани якобы сейчас в трауре. Такая скромность, конечно, не вязалась с тщеславными замашками Торонталя, но он решил, что при сложившихся обстоятельствах лучше не возбуждать лишних толков. Предполагалось, что молодожёны пробудут в Рагузе всего несколько дней, а потом отправятся в Триполи, в город, являющийся постоянным местопребыванием Саркани.
Чтение брачного договора, предусматривавшего значительное приданое, должно было состояться в особняке на Страдоне в присутствии лишь самых близких людей; обряд венчания предполагалось совершить у францисканцев сразу же после подписания договора. Гостей в этот день приглашено не было.
Пока в особняке Торонталь шли последние приготовления к свадьбе, на противоположной стороне улицы прохаживались двое мужчин.
То были Матифу и Пескад.
Вернувшись в Рагузу, доктор Антекирт привёз с собою и Матифу. Его присутствия уже не требовалось в Катаро, и можно себе представить, как друзья, или, по выражению Пескада, «близнецы», были счастливы вновь увидеть друг друга.
Как мы знаем, доктор сразу же явился в домик на улице Маринелла; затем он удалился в скромную гостиницу в предместье Плоссе, где ожидал, когда состоится свадьба Саркани и Савы Торонталь, чтобы приступить к осуществлению намеченного им плана.