Матильда (др. перевод)
Шрифт:
— Но неужели вас не интересует то, — спросила мисс Хани, — что пятилетний ребенок читает книги для взрослых, длинные романы Диккенса и Хемингуэя? Неужели вас это не приводит в волнение?
— Не особенно, — сказала мать. — Мне не по душе умные тихони, их еще зовут „синие чулки“. Девушка должна думать о том, как бы ей получше выглядеть, чтобы потом найти хорошего мужа. Внешность имеет гораздо большее значение, чем чтение книг, мисс Ханки…
— Меня
— Вот взгляните на меня, — продолжала миссис Вормвуд, — а потом на себя. Вы выбрали книги. А я — внешность.
Мисс Хани посмотрела на некрасивую полную женщину с лицом, заплывшим жиром, которая самоуверенно глядела на нее из другого конца комнаты.
— Что вы сказали? — переспросила мисс Хани.
— Я сказала, что вы предпочли книги, а я — внешность, — повторила миссис Вормвуд. — И кто добился лучшего результата? Конечно, я. Я теперь сижу в красивом домике с удачливым бизнесменом, а вы кишки надрываете, обучая мерзких детишек азбуке и арифметике.
— Золотые слова, крошка, — сказал мистер Вормвуд, с таким обожанием посмотрев на свою жену, что от этого взгляда даже кота бы стошнило.
Мисс Хани решила, что если она хочет о чем-то договориться с этими людьми, то ей нужно держать себя в руках.
— Я вам еще не все рассказала, — продолжала она. — Матильда, насколько я могу судить, — гений в области математики. Она со скоростью молнии перемножает в голове большие числа.
— А какой в этом прок, когда можно воспользоваться калькулятором? — спросил мистер Вормвуд.
— Женщина не умом берет мужчину, — сказала миссис Вормвуд. — Посмотрите на эту кинозвезду, например, — прибавила она, указывая на безмолвный телеэкран, на котором полную женщину обнимал какой-то нескладный тип, причем все это происходило при свете луны. — Вы же не станете утверждать, будто она взяла его тем, что умножала одно число на другое, не правда ли? Конечно, нет. И вот теперь он собрался на ней жениться — пусть только не женится! — а она будет жить в особняке с дворецким и множеством слуг.
Мисс Хани ушам своим не верила. Она слышала о том, что такие родители есть на свете — их дети потом становятся преступниками и изгоями общества, — но встретить такую парочку живьем было для нее потрясением.
— Беда Матильды в том, — продолжала она, решив сделать еще одну попытку, — что она настолько обогнала всех, что следует подумать о том, чтобы давать ей дополнительные уроки. Я серьезно считаю, что при соответствующей подготовке она через два-три года сможет достичь университетского уровня.
— Университетского? — воскликнул мистер Вормвуд, подскочив в кресле. — Да кому взбредет в голову поступать в университет? Единственное, чему там обучаются, — это глупостям и разврату.
— Это неправда, — сказала мисс Хани. — Если вам сейчас станет плохо с сердцем и придется вызвать врача, то этот врач будет выпускником университета. Если
Мистер Вормвуд проводил ее до двери.
— Спасибо, что пришли, мисс Хокс, — сказал он. — Или надо говорить мисс Харрис?
— И то, и другое неправильно, — сказала мисс Хани, — но это не имеет значения.
И с этими словами она вышла из дома.
МЕТАТЕЛЬНИЦА
Самое замечательное в Матильде состояло в том, что если бы вы встретили ее случайно и поговорили с ней, то решили, что это совершенно нормальный ребенок пяти с половиной лет. Она никогда не ставила себя выше других и не задирала нос. „Какая умная спокойная девочка“, — отметили бы вы про себя. И ни за что не узнали, каковы ее истинные умственные способности, пока не заговорили бы с ней о литературе или математике.
Матильде поэтому было легко заводить дружбу с другими детьми. В классе ее все любили. Дети, конечно, знали, что она умная, поскольку слышали, как в самый первый день мисс Хани задала ей множество разных вопросов. Знали они также и то, что Матильде было разрешено во время урока тихо сидеть с книгой и не обращать внимания на учителя. Но ведь дети ее возраста не доискиваются до скрытых причин. Они слишком поглощены своими собственными заботами, чтобы проявлять чрезмерный интерес к тому, что делают другие и почему.
Среди новых друзей Матильды была девочка по имени Лэвиндер. Они с самого первого дня занятий в школе стали ходить вместе во время перемен. Лэвиндер была очень маленькой для своего возраста — худенькая маленькая нимфа с карими глазами и темной челкой, которая закрывала ей лоб. Матильде она нравилась, потому что Лэвиндер была девочкой решительной и изобретательной. По той же причине и Матильда нравилась Лэвиндер.
Не закончилась еще и первая неделя школьных занятий, как до новеньких стали доходить страшные слухи о директрисе, мисс Транчбуль. На третий день после начала школьного года, когда Матильда и Лэвиндер стояли в углу детской площадки во время перемены, к ним приблизилась десятилетняя девочка с прыщиком на носу, которую звали Гортензия.
— Новые ученицы, как я погляжу, — грубовато-нелюбезно произнесла она, глядя на них с высоты своего огромного роста. У нее в руках был громадный целлофановый пакет, из которого она горстями выгребала чипсы. — Добро пожаловать в кутузку, — прибавила она, запихивая чипсы в рот.
Две крошки, оказавшись с глазу на глаз с этим гигантом, хранили бдительное молчание.
— С Транчбуль уже встречались? — спросила Гортензия.
— Мы видели ее на уроке священной истории, — ответила Лэвиндер, — но мы пока с ней незнакомы.