Матрёшка времени
Шрифт:
– Что это? – спросил Вася, когда почувствовал, что многозначительная пауза затянулась.
– Это письма. – ответил Аристарх Самойлович, проникновенно глядя на внука.
Вася кивнул и подождал еще немного.
– Что же это за письма, дедушка? – вкрадчивым голосом спросил Вася, пытаясь незаметно вернуть дедушку к реальности.
– Это письма всадников.
И дедушка рассказал о своей удивительной находке. Он занимался сканированием старинных свидетельств конца девятнадцатого века, по разным причинам попавшим в библиотеку независимого архивногообщества. В основном это были разнообразные письма офицеров и мелких дельцов, решивших попытать свое счастье на берегах Юго-восточной Азии и Нового Света. Списки товаров, члены судовых команд, расписки и расписания, отчеты и прошения, письма домой матерям и женам. И среди этого рутинного исторического хлама оказалась та самая пачка
Тексты повествовали от первого лица, но лицо это было вроде бы разным. Часть записок была дневникового характера, личные записи перемежались отчетами загадочного содержания – как бы принадлежавшими перу различных неясных сущностей. По-видимому, автор записок понемногу сходил с ума.
Автора звали Николос Антуанетти, на момент написания ему было 29 лет и он вот уже год как поселился на острове Цейлон. Его отец приобрел небольшое графитовое месторождение и они с Николосом прибыли из Британии сколачивать состояние. Когда отец скоропостижно скончался, сорвавшись со скалы, Николос принял решение остаться и заниматься графитовыми разработками. Молодой человек был весьма впечатлительным, и страсть к спиритизму наложилась у него на восторг от местных верований и ежедневное употребление гашиша. И если поначалу он просто вел дневник, то постепенно все большую часть в текстах занимало документирование его спиритических сеансов. Все глубже он погружался в мир духов и потусторонних существ, подключался к неведомым сущностям, иномирным созданиям, которые отправляли письма с земли куда-то в свои таинственные реальности, а Николас в состоянии транса перехватывал их послания и записывал. Он называл их «письма домой».
– Прямо сейчас у тебя есть возможность это прочесть, – сказал Васе Аристарх Самойлович. – После этого я их уничтожу. Я уверен, что в этом документе заключена секретная информация, которая не должна попасть в плохие руки. Но слишком важная, чтобы я не поделился ею. Кроме тебя мне особо некому передать это знание. В конце рабочего дня я залью рукопись кипятком, так как обязан отчитываться обо всех документах, проходящих через мой кабинет. Я напишу, что документ не поддается расшифровке и утратил свою историческую ценность. У тебя есть четыре часа.
Дедушка указал Васе на небольшой кожаный диванчик в углу кабинета.
– Дневник можешь читать по диагонали. Главное – «письма домой». Внимательно прочти письма. Не буду тебе мешать. – таинственным голосом произнес Аристарх Самойлович. – Загляну к тебе позже, нужно работать. – и он вышел из кабинета, заперев дверь на ключ.
«Похоже, у деда все-таки поехала крыша», – подумал Вася, вздохнул и сел читать. Конечно, ему было очень интересно узнать, что же так всколыхнуло дедушку. Вася осторожно развернул батистовый платок, поверх бумаг лежал сухой ломкий листик эвкалипта. Страницы отливали желтизной и от них веяло временем. На секунду ему показалось, что он держит в руках живое существо, притаившегося хамелеона, который прищурил свой бездонный глаз, заглядывая Васе прямо в душу.
6. Цейлонская рукопись
Я бродил вдоль берега искусственного озера Тиса Вева по зарослям прекрасного древнего парка. Среди деревьев и кустарников здесь встречались невероятные величественные валуны с гладкими лестницами, выдавленными в поверхности скал, будто в куске сливочного масла. У черно-каменных полированных бассейнов, наполненных цветущими лотосами и золотыми рыбками, возвышались дикие плиты с выточенными на них барельефами смеющихся слонов. Бассейны и остатки беседок или еще каких-то парковых строений, имели безукоризненно четкие пропорции и классические линии, словно были созданы мастерами из Древнего Рима, но при этом так идеально вписывались в природу, перетекали в нее, переплетались и завязываясь органическими узлами, будто растворялись в ней. В некоторых местах гигантские полированные блоки были раскиданы так,
Гуляя по прекрасным садам Тисы, я наткнулся на странное место. Прямо на скале было вырезано некое древнее изображение – колесо около двух метров в диаметре со спиралью посередине, расчерченное линиями и небольшими кругами с крестовинами внутри. Я решил внимательно рассмотреть изображение. Оно начиналось с уровня земли. Напротив него в скале были высечены подобия четырех сидений, и я занял одно из мест, словно в зрительном зале. Это был идеальный вид на каменную резьбу, центр ее оказался ровно на уровне глаз, и изогнутая поверхность стены перестала искажать рисунок: передо мной предстал идеальный круг. И чем больше я вглядывался в центральную спираль, тем объемней казалось мне изображение. Воздух как бы густел и звуки вокруг становились дальше и ниже, будто меняли свою скорость, пока совсем не наступила тишина и все вокруг остановилось. Я видел пульсирующее вращающееся светящееся колесо, и это была наша галактика. И вдруг понял, что кружочки с крестовинами – это точки входа в иные, параллельные реальности, они окрашивались в разные оттенки света, эти звездные врата, и я мог войти в каждый из них, или во все одновременно. Я видел, как звезды текут сквозь меня, и это было время, которое обволакивало меня и завихрялось, сплеталось в косицы и распадалось на разветвляющиеся и исчезающие сосуды. Я заглядывал в тысячи миров, и некоторые из них были совсем как наш, я даже видел себя, но с некоторым искажением, будто некое критическое событие изменило мою судьбу в тех мирах достаточно для того, чтобы всё в тех мирах стало выглядеть иначе. Сначала вселенная казалась гигантским ошеломляющим хаосом, но постепенно я начал осваиваться и научился выбирать направление, куда мне просачиваться. Параметры пространства и времени были настолько перемешаны, что я мог свободно двигаться и там, и там, не сдвигаясь с места – это мир сдвигался сквозь меня. Наконец, мне удалось настигнуть свой слой, но мое сознание, в поисках того тела, из которого началось путешесвтвие, слегка переместилось и не совсем правильно обнаружило точку присутствия. Я нашел себя сидящим на одном их зрительных мест перед волшебным кругом, но что-то было не так. Из моей головы как бы доносились чьи-то мысли, они будто бы наговаривали устное послание куда-то очень далеко. Я подключился к посланию не сначала, там говорилось так:
…Неблагодарная планета, я вышел в путь в середине мояря, не нашедши его, вернулся, а тут уже действуют иные законы, и я никто здесь, никто, никто меня не помнит, а я ведь был кем, даже ребенок и тот, а теперь что, холод да неудобство, из каждой помойки разит гниением, и никаких надежд на возвращение храма, хоть убейте, но это не моя планета, может, я все-таки вышел в путь и пришел в другое место, так похожее на это, схожее с моей родной, не знаю, но уж не исправить ничего, только в снах я возвращаюсь в многоярусные покои моего уютного покоя, и не беспокоит меня пролетающая железным крылом разящая совища ночи, а только летучие мыши шелестят глазами, так похожие на наших богов, которых я придумывал своему народу по вторникам, сверяясь с нынешним времяисчеслением. Где вы, любимые мои летучие мыши, которым дарил я сладкий нектар соцветий вечерних, гладил по спинкам и за ушами, а они подпевали вялыми неслышными голосами, раздобрев от доброй порции меда и не желая разлетаться по насестам.
Тревожно мне здесь, веры уж не те, страхи отличные от, да и маяки горят так несносно, что любой заблудившийся дойдет до некой цели, не задумываясь о том, он ли доберется до цели, или цель поглотит его. Я бы непременно расставил там ловушки, потому как ярких путей не бывает, а этот мир настолько прост, что любой может найти, что искал именно там, где рассчитывал найти, и никаких тебе лабиринтов, невозможных головоломок, никакого вкуса жизни, в цене здесь только смерть, зато у каждого есть своя кружка, и каждую мысль он норовит приписать себе. А как же божественное провидение, иные миры и судьбоносные отростки на больших пальцах ноги, спросите вы, и я отвечу вам –не знаю, впрочем, отвечать, видимо, некому, потому что здесь мое мнение, кажется, никого не интересует, что само по себе уже нонсенс и просто невыносимо и отвратительно, что говорить еще о каких-то чудесах. Впрочем, младших богов здесь, что удивительно, в отличие от меня, вдвойне почитают, подкармливают ежевечерне, но какой-то галиматьей вроде искусственного питания, и очень редко перепадает по капельке крови божку воины, хотя и его обделяют местные военоправители, на себя примеряя систему божественности…
Конец ознакомительного фрагмента.