Матриархия
Шрифт:
Треснула ветка. Прокричала ворона. Рифат отползал на заду, наткнулся спиной на шершавый ствол тополя и замер, не сводя с меня глаз. А я тяжело дышал, согнувшись пополам.
– Ты сраный псих!
– выкрикнул Рифат. Закопошился, чуть не в трусы руку засунул. Нож что ли собрался достать? Но нет. Вытащил что-то из-под одежды и отбросил с отвращением.
– Пауки, мать их... Ну ты погнал! Ты чего?
– он потрогал губу, поглядел на палец.
– Ва-ащ-е-е!
– Меньше болтай. А если хочешь - иди. Я тебя к себе не привязал, можешь валить на все четыре стороны!
–
И от этого мне стало вдруг холодно - по коже мороз продрал. Бросился бегом. К черту этого Рифата. Если он думает, что сможет выжить один, что ему никто не нужен - пусть попробует, удерживать не буду, но друзей предавать не стану.
Так я и бежал, бежал. Стало тяжело, в голове загудел пульс. Я обхватил ствол березки, съехал вниз. Надо немного передохнуть.
Мысли разбегаются как таракашки, спугнутые светом. Или вот как муравьи под ногами. Быстрые, резкие - не чета медлительным домашним. Крошки тащат, сухие палочки... У них есть своя «мать», Королева, которую нужно кормить... Помню, читал про муравьев, что у них социальный строй - все как у людей, короче. И есть муравьи-рабовладельцы. Они разоряют чужие муравейники, забирают яйца-личинки и выращивают себе рабов.
Меня этот факт поразил. Чего только не придумает природа. Так может и нынешние события - тоже не каприз, а переход на качественно новый уровень?
Поднялся. Костяшки сбил в кровь, оказывается, а боли даже нет. Ну, теперь идти... Вон, мелькает что-то за кустарниками и шелестит, вроде бы камыш.
Продрался сквозь колючки: в самом деле, озерцо. Значит, я бежал в правильном направлении, что удивительно.
Вдоль берега земля сухая, дождей же нет почти. А сегодня еще парит - душно. Камыши, камыши шелестят... Вспомнил, как пару раз с отцом ходил на рыбалку, мне лет восемь было. Сейчас бы я посидел с удочкой, а тогда мне показалось это дело шибко скучным. Так всегда и бывает: что имеем, не ценим, потерявши - плачем.
Тело покрывает панцирь пыли, с кровью и потом. Сейчас я бегу от самого себя, пытаюсь спасти жизнь, а для чего и сам не знаю. Инстинкты, все инстинкты.
Озеро мерцает. Спокойная, ровная гладь. Утки плавают, лягушки шныряют - прямо из-под ног прыгают. Камыш «с-с-с-ш-ш-с», и сразу по-малому охота.
Об Аньке я в последнее время думал все меньше. Странное чувство. Как будто я - уже не я. Да сейчас все вокруг обновленное, так скажем, и вряд ли изменения не затронули Аню.
Озеро я обогнул. Увидел поле, рыжее и засохшее. За последний месяц полива земля точно не видела.
Напороться на банду мародеров еще хуже, чем встретить женщин.
Может, не стоило оставлять Рифата вот так? Убежал как истеричка, а он там сейчас приходит в себя. Может быть уже идет прочь, может, возвращается обратно - в «городок».
Или же крадется за мной по пятам - с ножом. Горячая кровь.
Ни единой мысли - что дальше-то? Погнал напрямик через поле. Вот сейчас и заметят они. Меня же видно в голом поле,
Или окружат, а потом как в том кошмаре... Что там было во сне? Костры, капюшоны, щипцы...
Сухие колоски щекочут ноги даже сквозь штаны. Пригорочек, а вот и ворота, с драной сеткой.
Футбольная поляна.
Я замер. Теперь понял, как это - не верить собственным глазам.
Тут же рухнул, чтоб не увидели. Хотя они и не могли увидеть - сделал это чисто инстинктивно.
И затаился. Потом по-пластунски чуть отполз назад.
Нас послали, чтоб мы выяснили, что же делают бабы, что там они готовят. Выяснить численность и оснащенность - Архип так и сказал. Прямо Третья Мировая.
Если я вернусь назад и скажу ему, что именно делают бабы, он наверно сразу прошьет меня очередью.
Так я и лежал, не в силах подняться. Как раскисшая бумажка, ни рук, ни ног. Вялая масса.
Потом все-таки немного пришел в себя и пополз к краю пригорка. Футбольное поле, зеленая трава. Ворота широченные - 7, 32 метра, - знаю точно. Линий разметок нет, в штрафной площадке вытоптан неровный треугольник, а во вратарской - сплошняком желто-коричневая пыль.
Женщины. Сто, двести? Может, вся тысяча. Лежат вповалку и спят.
Я сначала наблюдал за ними сидя на карачках, потом выпрямился во весь рост. Они на самом деле спят? Не притворяются?
Так я глазел, и все сильнее захватывала иррациональность картинки. Сальвадору Дали такое и не снилось: «Прекрасные нимфы лежат вповалку на футбольном поле».
Бабки, девушки. Оборванные, грязные, худые и толстые. Некоторые так исхудали, что кожа висит складками. Одеты чересчур легко. В чем вышли тогда на улицы, в том и бродили: не мылись, понятное дело, и не меняли одежду. Если так пойдет и дальше, они просто-напросто перемерзнут, когда начнутся холода. Жмутся друг к дружке как гадюки, чтоб согреться.
Не хватает разве что храпа.
Надо спуститься вниз. Но нужно проверить... точно ли они спят. Потому что сейчас я и собственным глазам не верю.
Смахнул со лба пот.
На плечо мне опустилась рука. И тут же в груди разросся колючий ледяной комок, а желудок выпустил иглы.
– Они спят?
– тихий голос, над самым ухом. Я развернулся.
– Ты еще... откуда?
– Шел за тобой, - Рифат потрогал разбитую губу и сплюнул.
– Чудак ты. Уже и повозмущаться нельзя...
– Ты говорил серьезно.
– Давай сейчас не будем, - поморщился Рифат. Под глазом шишка красная, синяк будет. В руке нож, и солнечные лучи пританцовывают на лезвии.
– Надо посмотреть, спят они на самом деле... Или нет.
– Хочешь перерезать их во сне?
– усмехнулся я.
– А вдруг они проснутся, как только мы спустимся вниз? Или это какая-нибудь засада и они... мертвые?
– Они не мертвые. Он, у той грудь поднимается и опускается, - Рифат показал ножом, как указкой и я проследил за кончиком лезвия.
– Видишь?