Матрица «Россия»

Кара-Мурза Сергей Георгиевич

Но, как оказалось, люди в Большом времени ориентируются с трудом – мол, когда еще этот новый 1945 год наступит. Что происходит сейчас, вот вопрос. И я сказал не о логике, а о чувствах, как прямой свидетель. Сказал, что испытал в жизни два момента большого счастья – в детстве и сейчас, на склоне лет. Оба раза это были моменты народного бедствия, в нем я и жил. А счастье было оттого, что я непрерывно видел вокруг себя, рядом с собой, величие, доброту и благородство множества людей. Именно в бедствии мой народ оказался велик и благороден. Ребенком я этого, конечно, не понимал, но зато чувствовал очень остро. А сейчас и чувствую, и понимаю – и горжусь. Да, это гордость

не от победы, не от силы оружия или банковской системы России. Но ведь и сила, и подвиги, и победы разные бывают.

Тогда в Испании тоже был «кризис» – спад производства 1%, доходы не растут. Люди нервничали, многие вели себя странно. А представьте, говорю, что у вас производство упало на 50%, а доходы большинства – в три-четыре раза. Ведь общество просто рассыпалось бы, люди превратились бы в стаи волков. У нас же этого не произошло. Женщина в метро может дремать, поставив свою сумку на пол. А здесь свои сумки наматывают на руку, и все равно их то и дело вырывают, чуть ли не с рукой вместе. Парочка на мотоцикле прицелится, промчится, задний рванет сумку. Посмотрите голливудские фильмы-прогнозы о том, во что превратятся их города после большого бедствия.

В Нью-Йорке лет двадцать назад на четыре часа погас свет. За это время разгромили множество магазинов и ограбили массу людей, иногда прямо в лифтах. У нас мозги так повернуты только у тех немногих, которые стараются походить на этих жителей «дикого Запада». Я в метро видел такую картину. Группа уличных мальчишек и подростков, которые протирают стекла машин у светофоров, пересчитывала добытые деньги. Потом они побежали по залу и переходу и выдавали каждому нищему старику одинаковую сумму. Снова остановились, пересчитывают остаток. Нищих оказалось больше, чем они предполагали – стали спорить о том, сократить ли сумму или по какому-то признаку отказать части стариков в помощи. Решили сократить сумму (но все равно она оставалась внушительной). Это, конечно, детская романтика, но на Западе такое коллективное действие никто и представить себе не мог. Как раз тогда у таких мальчишек там возникла мода коллективно избивать нищих стариков. В Париже одного даже облили бензином и сожгли.

В конце 1991 г. знакомый испанский социолог, зав. кафедрой социологии университета Сарагосы, попросил меня о такой вещи. У вас, говорит, в январе будет либерализация цен, покупательная способность доходов резко снизится. Попробуй раздобыть для нас сведения о том, сколько бездомных собак будут отлавливать в эти месяцы в Москве. Я удивился, а он пояснил. Они на кафедре изобрели метод измерения реакции населения на кризис – по числу выгнанных из дома собак. Говорит, что это очень чувствительный показатель. Еще формальных экономических признаков кризиса нет, но средний класс, нутром предчувствуя его приближение, начинает изгонять своих четвероногих друзей. В газетах даже излагают способы такого изгнания – семья с детьми и собакой едет на прогулку за город, и пока счастливый общий любимец с лаем носится за бабочками, хлопают дверцы автомобиля и начинается типичная собачья драма. То-то меня удивляло, что в тот момент по улицам Сарагосы бегали с безумными глазами дорогие собаки, доберманы-пинчеры, а то и сен-бернары.

Социолог предвкушал, что в Москве они получат сенсационный научный материал – еще бы, феноменальное моментальное обеднение миллионов жителей столицы. Мне интересно было послушать его рассуждения, но я предупредил, что вряд ли в Москве их методика годится. Другой народ, другая культура.

Прав оказался я. Точную статистику получить не удалось – тогда в Москве не то чтобы

собак отлавливать, даже мусор на время перестали вывозить, просто сжигали его во дворах. Но я наблюдал сам и знакомых попросил смотреть, что происходит с собаками в их дворах. Ничего не произошло.

И еще вспоминается тяжелый октябрь 1993 г. – не политика, а то, что приоткрылось в людях. Тогда умирать к Верховному Совету РСФСР пришли тысячи именно простых людей, причем с плохо скрытым презрением и к Руцкому, и к депутатам. Что же двигало этими людьми? Об этом не говорили, даже стеснялись. А двигали ими именно чистые чувства, благородство. Такое редко бывает – а у нас было, перед нашими глазами.

И не бесшабашные были эти люди, предвидели финал. Когда обыскивали карманы убитых около Останкино людей, находили квитанции на загодя оплаченный гроб. Да, это идеализм – не хотели они, чтобы на гроб для них тратилось постылое правительство. Не буду говорить о той стороне событий, которая потрясала. Вспомню мелочи, почти незаметные, но открывающие что-то важное.

Все эти люди, чтобы прийти и остаться, через что-то перешагнули, от многого отрешились. Но потом уже об этом не думали и не говорили. Съеживались и нервничали, когда ОМОН в очередной раз имитировал атаку с дубинками, давил на нервы. Как расширялись зрачки у женщин и девушек – глаза черные, совсем без радужной оболочки. Хотелось каждой поклониться. Но не уходили – это как-то было вычеркнуто из вариантов поведения. Только по утрам, когда мужчины виновато уходили на работу, спрашивали: «Вернетесь?»

Помню, вечером 27 сентября вдруг перестали пропускать людей к Дому Советов. Уходить – пожалуйста, а туда – нет. Все заволновались, особенно те, кто ждал друзей и родных. Столпились под холодным дождем у оцепления, переругиваются, все промокшие. Вдруг с важным видом проходит через оцепление старик. Потеплее оделся, с сумочкой – продукты, вода. Женщины бросились к нему: «Ты как прошел? Где пускают?» А он с гордым видом, свысока им отвечает: «Нигде не пускают. А у меня блат есть. Офицер с моим сыном в Афганистане служил, он меня всегда пропустит». И от него отошли, с завистью и недоброжелательством. И тут блат!

Для чего же этот старик использовал свою привилегию? Чтобы пробиться туда, где он будет мокнуть всю ночь без пищи и огня, с риском быть измочаленным дубинками (о танках тогда еще не думали). Этот старик был просто выше самого понятия героизм, он был в другом измерении.

Все это я не мог сказать той девушке у озера Селигер. Но достаточно было и нескольких фраз, и она сразу все поняла – потому что примерно так же думала. Ей только было нужно от кого-то услышать слово подтверждения.

Раздел 4

НАШЕ СОЗНАНИЕ

ПОТЕРЯННЫЙ РАЗУМ

Пятнадцать лет назад в крупных городах СССР была произведена антисоветская революция «оранжевого» типа.

Революция – праздник угнетенных. Каких же угнетенных праздником была та революция? Партийных боссов вроде Е. Гайдара и А.Н. Яковлева, части художественной элиты и воров. Одних угнетала идеология равенства, других цензура, запрещавшая показывать на сцене голый зад, третьих – Уголовный кодекс РСФСР. Все они действовали вполне разумно (правда, жадность потом многих сгубила, но ведь и сердцу не прикажешь). Но речь не о них – за ними стояли миллионы тех, кто составлял нашу «трудовую интеллигенцию», а за нею – наш родной рабочий класс. Именно они посадили нам на шею Ельцина под ручку с Боннэр и Березовским.