Матрос Железняков
Шрифт:
Командарма в штабе не оказалось. В кабинете распоряжался прибывший в армию помощник командующего Южным фронтом, бывший царский полковник Носович, впоследствии разоблаченный как пособник вражеской агентуры.
– Я вас слушаю, - холодно сказал Носович, вглядываясь в обветренное и усталое лицо Железнякова.
Анатолий подробно изложил цель своего приезда. Перечислил рапорты, посланные им совместно с комиссаром Черкуновым в штаб армии. Резко высказался о саботажниках и выразил уверенность, что бойцы его полка скоро смогут получить горячую
– Все?
– спросил невозмутимо Носович.
– Все! Хватит и этого!
– горячился Анатолий.
– А почему вы бросили полк в такой ответственный период? издевательски спросил Носович.
– Во главе полка оставлен мною комиссар. И я уже доложил вам, что сегодня ночью мы получили разрешение отойти в резерв на двое суток. Я снова возвращаюсь к своей просьбе. Прикажите, чтобы кухни для полка были немедленно высланы.
– Ничем не могу помочь вам, - сухо ответил Носович.
Железнякова не смутили ни холодный прием, ни слова относительно отлучки из полка. Но этот бездушный ответ его взорвал, и он повышенным голосом произнес:
– Я категорически требую...
Железняков не закончил фразу.
По тревожному звонку в кабинет стремительно вбежало несколько вооруженных бойцов. Растерявшийся от такого неожиданного оборота дела, Железняков сразу умолк. Он выбежал из кабинета и умчался обратно в свой полк.
Утром следующего дня был передан приказ об отстранении Железнякова от командования Еланским полком.
Густые грозовые тучи, с вечера закутавшие Елань, ночью проливным дождем обрушились на землю. Молния рассекала черный мрак. Канонада, не умолкавшая в окрестностях Елани несколько последних недель, прекратилась.
В маленьком деревянном домике собрались друзья по полку Железнякова. Они бурно обсуждали создавшееся положение.
– Я не понимаю, товарищи, чем вызвано такое отношение к полку, недоумевал Анатолий.
– Поведение Носовича меня просто поразило. В том, что в штаб затесались какие-то сволочи, не может быть сомнения! Но ведь так действует помощник командующего фронтом!
Первым заговорил комиссар полка Черкунов:
– Положение на фронте тяжелое. И об этом надо помнить каждую минуту. В полку поднялось брожение. Надо срочно провести по всем ротам и батальонам беседы, разъяснить красноармейцам, что произошло... Бойцам надо сказать всю правду.
Прибывший вместе с Железняковым с Балтики матрос Наумов резонно заметил:
– Но как объяснишь солдатам, что их командир отстранен от командования за заботу о них? Снова заговорил Черкунов:
– Мы разъясним бойцам, что произошло недоразумение и в ближайшее время Железняков снова вернется в строй. А я уверен, что это именно так и будет.
– А если не будет?
– сказал Железняков.
– Тогда мы поставим вопрос перед ЦК партии, - ответил Черкунов.
На следующий день раненый Киквидзе пытался успокоить Железнякова, сидевшего у его кровати.
– Не горюй, Толья. Как-нибудь уладим. Черт возьми,
– Киквидзе взял руку Анатолия.
– Я уверен, что все уладится, что виной всему твоя горячность. Ты правильно сделал, что выступил перед бойцами. Пусть они знают все. А теперь вот что, Толья: кати в Балашов к самому командующему фронтом Сытину. Попытайся поговорить с ним. Попроси его от моего имени. Поезжай...
– Попробую...
В тот же день Железняков стоял перед адъютантом Сытина.
– Мне нужно поговорить с командующим.
– Не могу пропустить.
– Мне необходимо объяснить...
– Не могу, не приказано, - отвечал адъютант.
– Вы доложите командующему о моем приезде, тогда он и прикажет! Что вы отвечаете за него: "Не могу, не могу!"
– Нельзя ли повежливее?
– возмутился адъютант.
– Здесь вам не Кронштадт!
– Что-о-о?!
– пораженный такими словами, протянул Железняков, делая шаг вперед.
– Здесь не Кронштадт?! Что это значит?!
– уже крикнул он.
Испугавшись угрожающего тона Анатолия, адъютант попятился назад:
– Хорошо, сейчас доложу...
Но к Сытину Железнякова так и не пропустили.
Адъютант, выйдя из кабинета, сказал:
– Командующий приказал передать, что если вам надо что-то сообщить, подайте рапорт...
В обстоятельном рапорте на имя командующего фронтом Сытина Железняков смело написал, что думал: "Действия и решения, которые в последнее время принимаются вами и вашим штабом в отношении дивизии Киквидзе и, в частности, в отношении Еланского полка, напоминают мне линию поведения предателя русской армии генерала Сухомлинова во время мировой войны в 1915 году..."
Ответа на свой рапорт Железняков не получил. Через Киквидзе он узнал нерадостное известие:
– Мне сообщили, что из Балашова послан срочный рапорт о тебе... Что-то здесь неладно. Говорят, что к рапорту приложено специальное дело. Тебя обвиняют в самовольном захвате вагона с медикаментами на станции Алексиково...
– С какими медикаментами?
– удивился Железняков.
– Было дело такое. Но тут ты ни при чем. Когда еще формировали полк, мои ребята перед отступлением обнаружили в тупике вагон с медикаментами. Чтобы он не достался казакам, его быстро разгрузили и все роздали по полкам, - разъяснил Киквидзе.
– Что еще пишут эти провокаторы?
– Ты помнишь, когда приезжал к нам Подвойский?
– Конечно, помню. Мы тогда еще с ним говорили о Петрограде...
– А через два дня после отъезда от нас Подвойского на него было совершено покушение. При крушении дрезины ему перебило ключицу... Говорят, что Подвойскому написали, будто ты с группой каких-то анархистов виновник покушения...
Железняков настолько был потрясен, что в первый момент не нашелся даже, что сказать. И лишь после того, как понял всю чудовищность услышанного, гневно воскликнул: