Матросская тишина (сборник)
Шрифт:
— У нее есть один резерв, но он для меня был всегда неприкосновенным.
— Что это за резерв?
— Целый год она копила сыну на мопед. В сентябре собиралась купить.
— Сколько он стоит?
— Что-то около трехсот рублей.
— Это уже сумма! — Прикурив от механического патрона, вмонтированного в машине, Оксана желчно улыбнулась. — В октябре — ноябре ее чадо будет возить тачки где-нибудь на рудниках или гонять вагонетки на шахтах. Так что объясни ей: пусть с мопедом пока повременит. Он заржавеет, пока дождется своего хозяина. Нам нужны
— Ты циник, Оксана.
— Я реалистка. — И, резко повернувшись к Яновскому, в упор, словно выстрелив глазами, посмотрела на него зло и осуждающе. — Ты, наверное, забыл, что были у нас денечки, когда я не боялась вторгаться в запретные резервы отца. И ты в этих случаях был олимпийски спокоен. Даже подбадривал меня.
— Ты меня ставишь в мерзкое положение, Оксана.
— А ты меня ставишь в положение погорельца. Послезавтра у меня будут просрочены все ломбардные квитанции.
Несколько минут ехали молча, каждый мысленно выискивал доводы своей правоты в неприятном и всегда унижающем человеческое достоинство разговоре о деньгах.
— Хорошо, я возьму часть денег, что она копила сыну на мопед, только учти: потом мне придется как ужу изворачиваться, чтобы объяснить, на что я их потратил.
— Почему часть? Нужно взять все деньги. Около трехсот рублей уйдет только на выкуп вещей в ломбарде.
— Мы их тут же перезаложим и вернем эти же деньги. Может быть, с разницей в восемь — десять рублей.
— Какой же ты умный!.. Какой ты у меня догадливый!.. Тебе можно без защиты диссертации присваивать доктора экономических наук.
— Прошу без злых шуток и не мешать мою диссертацию с ломбардными квитанциями.
Оксана посмотрела на Яновского так, что тот поежился. Последние два месяца она не раз говорила ему о беспокойстве отца за его диссертацию, о том, что «ВАК свирепствует», что «ученый совет при защите хвалит, а при тайном голосовании пускает черные шары», что последние три года все защитившие кандидатские диссертации с превеликим трудом получают в московских институтах места ассистентов с окладом в сто двадцать рублей…
— Не гневайся, мой ангел, что-нибудь придумаем, — умиротворенно сказал Яновский.
— Нужно не придумывать, а действовать!.. Через неделю я должна выехать в санаторий. Неужели ты хочешь, чтобы я была там как общипанная курица?!.. — Оксана бросила руль машины, идущей на большой скорости, и судорожно поднесла к лицу Яновского руки с растопыренными пальцами. — Любуйся!..
Только теперь Яновский обратил внимание, что на пальцах ее рук не было ни одного перстня.
— А кого ты собираешься соблазнять и очаровывать там своими драгоценностями? — с язвительным подтекстом, в котором сквозила неприкрытая ревность, спросил Яновский.
— Кого?.. Ты не догадываешься, кого я собираюсь очаровывать? — Оксана искоса бросила насмешливый взгляд на Яновского.
— Да!.. Кого?!
— Песчаный пляж и Черное море! — Довольная своим ответом, Оксана рассмеялась. — Теперь ты успокоился, мой без пяти минут кандидат наук и без двух-трех месяцев законный муж?
— Да…
— Ну и умничка! А теперь поедем к тебе за пиастрами, которые мы вернем их владелице при первой же возможности. — После паузы тихо спросила: — Где на этот раз поставим машину? Как всегда, по-воровски в Пименовском переулке? — И, горестно вздохнув, отрешенно проговорила: — Ох, как мне осточертела эта мерзкая конспирация!
— Потерпи еще немного, милая.
— Так где мне остановиться?
— Давай во двор! Прямо к моему подъезду! — решительно сказал Яновский, но его пыл остудила Оксана.
— А дворник?! Как он посмотрит на твое мужество? — Язвительный тон, с которым прозвучал вопрос Оксаны, заставил Яновского изменить решение.
— Не будем дразнить гусей. Ты права: наш дворник ехиден и злопамятен, как язва моровая. Он за мной следит. Я это почувствовал еще в прошлом году. Старик воевал в гвардейских частях и гордится, что всех жильцов своего дома он видит как под рентгеном.
И на этот раз Оксана поставила «Жигули» в Пименовском переулке.
— Пока ты сходишь за деньгами, я позвоню домой: узнаю, не принесли ли билет. Заказывала его на сегодняшнее число.
— А кому его передадут? Ведь дома ты осталась одна?
— Я попросила посидеть у нас тетю Лушу. Не могу же я из-за билета, без гроша в кармане, как привязанная собачонка, сидеть дома и ждать, когда агент принесет мне билет на самолет.
Пока Яновский ходил домой, Оксана зашла в магазин «Вино» и, прикидывая, сколько они могут потратить на спиртное из денег, которые должен принести Яновский, решила: «Две бутылки коньяка, полдюжины — бутылок сухого вина и дюжину пепси-колы. Так, чтобы отшельниками сидеть целую неделю на даче».
Когда Оксана вернулась из магазина, Яновский уже прохаживался неподалеку от машины и о чем-то, судя по его виду, сосредоточенно думал.
— У тебя на лице печать смертного приговора! — пошутила Оксана. — Выше голову, рыцарь!.. У нас впереди вечность!.. Будут еще и не такие штормы.
— Тебе об этом говорить легко, — подавленно сказал Яновский. — А какими глазами я буду смотреть в ее глаза, когда она вернется из больницы? Чем будем отдавать?
— Во-первых, мой милый, это будет не скоро. Во-вторых, мы же договорились: мы взяли в долг. В до-о-олг!.. Ведь будут же у нас более лучшие времена в сравнении с сегодняшним днем. Пойдем в магазин. Я уже все выбрала. Целую неделю мы будем с тобой под крылом Амура.
Яновский восхищенно смотрел на Оксану.
— Тебя нельзя не любить. Ты — сатана!.. Боюсь только одного…
— Чего ты боишься, мой ангел? — Оксана взяла Яновского под руку и взглядом показала в сторону магазина «Вино». — Ну, говори, что тебя страшит?
— Боюсь, как бы на юге, на песчаном пляже Черного моря, тебя не украли у меня.
Оксане всегда льстило, когда Яновский ревновал ее.
— Вот теперь я вижу, что ты меня любишь, мой мавр.
На дачу они приехали, когда уже совсем стемнело.