Матросы Наркомпроса

Голованов Кирилл Павлович

Димка проснулся еще до подъема. Ему срочно требовалось выбежать из палатки. Но снаружи было так мокро! Вылезти из постели не хватало сил. И зачем они так опрометчиво поступили, поддавшись на подначку Политуры!

Рядом с палатками находилось трехэтажное здание городского типа с широкими окнами и паровым отоплением. На первом этаже его размещалась столовая и камбуз с шеренгой никелированных электрокотлов посреди блестящего кафеля. Железобетонный трап вел наверх в классы и совершенно пустые кубрики. Правда, все в доме провоняло чужатиной. За два года отсюда не выветрился дух

бывшей белофинской казармы. Наверняка здесь находилось гнездо самых отъявленных фашистов-шюцкоровцев. Стоило только заглянуть в карцер, который располагался в подвале, чтобы пропали последние сомнения на этот счет. Здесь были оборудованы одиночные камеры с откидными койками на цепях, заделанными в бетон столами, массивными решетками на окнах. В соседнем отсеке «спецы» обнаружили еще более убедительные подробности — каменные мешки, в которых узники могли только стоять. Майдан вошел внутрь и попросил захлопнуть за ним дверь. Его окружила тьма. Майдан пробовал стучать. Его не слышали.

Короче говоря, казарма «спецам» не понравилась. Старший политрук Петровский терпеливо дождался, когда экскурсия окончится, потом построил роты на великолепной лужайке посреди соснового бора и стал советоваться.

— В казарме, конечно, будет теплее, — сказал он. — Но я предлагаю устроиться в палатках. Как вы думаете?

Думали тогда все одинаково и поэтому без промедления стали оборудовать сорок десятиместных палаток. Кто же мог предполагать, что июнь обернется глубокой осенью и проклятый дождь заставит их пожалеть о принятом решении.

Побудку все еще не играли. Ожидая сигнала, Майдан съежился под одеялом и завидовал спящим товарищам. Только напрасно завидовал. Когда над лагерем разнеслись протяжные сигналы горна, все подскочили как на пружинах и наперегонки бросились к одному и тому же заветному месту. Вдогонку неслись трели дудок дежурной службы, которая объявляла форму одежды на физзарядку, если ее вообще можно было считать «формой». Учитель физкультуры и командир второй роты Ростислав Васильевич Оль, не обращая внимания ни на градусник, ни на дождь, разрешил надеть только трусы и тапочки.

Физзарядка шла в бешеном темпе. Бежали в строю по лесной дороге мимо почерневшего скита с крестом на коньке деревянной крыши, мимо железобетонного колпака огневой точки, прищурившейся на бухту пустыми амбразурами. Заброшенный дот очень заинтересовал Димку Майдана, но детальное знакомство с ним пришлось отложить до лучших времен. Командир роты бежал рядом со строем и зорко поглядывал по сторонам.

Через двадцать минут дождь уже не казался холодным, а погода промозглой. На голых спинах вполне можно было бы жарить блины.

Предусмотрительный Майдан хотел сохранить тепло под надежной защитой тельняшки. Но проникнуть в палатку никому не удалось.

— Всем умываться! — потребовали бдительные командиры отделений.

Ледяная вода в Ладожском озере ломила зубы. Но уклониться от умывания не было никакой возможности.

Захватив полотенце и прочие причиндалы, Димка поплелся вниз по косогору.

— Братва, скорее! — зазывал у воды Жорка Куржак. — Спешите видеть! Мировой аттракцион! Только один раз!

— Чего треплешься? —

не слишком приветливо осадил его Майдан.

— Я треплюсь? — обиделся Жорка. — Тогда смотри сам.

Майдан поднял голову и застыл с зубной щеткой в зубах.

Неподалеку на гранитном валуне возвышалась массивная фигура Антона Донченко в традиционной позе стартующего пловца.

— Совсем спятил, — решил Майдан. — И влетит же дурню.

— Сгоняет лишние килограммы, — пояснил Куржак. — Видишь, кто тренер?

Только теперь Димка заметил рядом с Донченко сухощавого человека в спортивном тренировочном костюме. Это был сам командир роты Оль.

Антон Донченко продолжал весить ровно центнер. Зимой ему не помогли ни специальные занятия в спортивном зале, ни диета. Но командир роты не отступал.

— Ростислав Васильевич! — отчаянно кричала с кручи доктор. Екатерина Николаевна бежала по тропинке, размахивая термометром. Крутой спуск к пляжу был явно не для ее туфелек на высоких каблуках. Докторша наверняка полетела бы кувырком, не окажись поблизости Генка Ковров. Он галантно поддержал доктора и подвел ее к командиру роты.

— Ростислав Васильевич! — повторила Подачина, переводя дыхание. — Я хотела сказать… Вы знаете, что вода в озере всего шесть градусов Цельсия.

— Сам изме'ял, — невозмутимо кивнул Оль и обернулся к Антону. — Дистанция пятьдесят мет'ов, к'о-лем… ма'ш!

Заранее посиневший Донченко тюленем плюхнулся в Ладогу. Вынырнув, он ошалело завертел головой и выскочил обратно как ошпаренный. Из рассеченного колена текла кровь.

— Вот и травма, — со значением констатировала Подачина. — К сожалению, я не захватила с собой перевязочный материал.

Ростислав Васильевич тоже осмотрел ссадину.

— Что с вами, това'ищ Донченко? А я считал вас волевым человеком…

С берега неожиданно грянула песня:

Пошел купаться Веверлей, Оставив дома Доротею. С собою пару-пару-пару пузырей-рей-рей Берет он, плавать не умея…

Болельщики на берегу веселились от души. Гена Ковров, размахивая полотенцем, стал в позу кантора. Из хора выделился чистый тенор Аркашки Гасилова. Солист со скорбью выводил:

Но, ох, судьбы злосчастный рок, Хотел нырнуть вниз головою…

Ковров быстро развел руки. Солист замер, и после паузы хор подхватил с удвоенной силой и залихватским посвистом:

Но голова-ва-ва тяжелее ног-ног-ног, Она осталась по-од водою…

— Разрешите еще раз, товарищ командир роты, — отчаянно заявил Антон.

— 'аз'ешаю! — слегка картавя, согласился Оль и сделал Екатерине Николаевне знак, как бы предупреждая ее возражения.

Со второго захода Антону удалось преодолеть установленную дистанцию. Его выхода из воды все ожидали с нетерпением.