Маттимео
Шрифт:
Щекач дал отдых раскручивавшей пращу лапе и заметил, обращаясь к ближайшему бойцу-землеройке:
– Уж больно их здесь много. Если мы теряем одного, у нас на одного меньше. У этих же паразитов вместо убитых десяти выпрыгивает двадцать.
Вздохнув в ответ, воин-землеройка пустил стрелу и одобрительно кивнул, довольный результатом.
– Прямо промеж глаз! Такие обычно не возвращаются за добавкой. Что ты говоришь, выдра? А, да, они валят без перерыва. Но раз уж мы подписались на это дело, надо довести его до конца, эх!
Среди грохота и сумятицы боя Джесс заметила
– Погляди туда. Кажется, у нас появилось подкрепление.
Бэзил подпрыгнул так высоко, как только мог, постаравшись при этом ударить ближайшую крысу лапой по голове.
– Йа-ха-ха! Взвейся мой старые усы? Джесс, это же наша молодежь! Маттимео! Ты здесь, молодой повеса! Рэдволллллл!
Крик Бэзила тотчас был подхвачен ответным возгласом, разнесшимся над битвой.
– Ур-ра! Мы спасены! Бэзил, старый обжора! Мы идем! Рэдволл!
Маттимео и бывшие узники пробивали себе путь сквозь толпу врагов, молотя оковами и коля пиками, взятыми у павших крыс. Они продвигались через площадку, держа как щит дверь своей темницы. Толкая, пихая, ударяя и хлеща чем попало, они пробирались вверед, чтобы воссоединиться со своими друзьями. Надаз плясал и громко вопил, побуждая крысиную рать к еще более сильному натиску. Победа, которую он уже предвкушал, уплывала из его лап - ход сражения стал склоняться в пользу храбрых лесных жителей.
Аббат строго выговаривал Василике, занятой своим призрачным одеянием:
– Я с самого начала не одобрял этого рискованного предприятия, дитя мое. Одно неверное движение, и птицы убьют тебя и сестру Мей. Констанция тоже может быть тяжело ранена.
Василика отвечала, избегая строгого взгляда аббата:
– Но, отец аббат, мы уже так напугали этих птиц. Если они будут знать, что по ночам по аббатству ходит призрак Мартина, то совсем упадут духом и жизнь в Рэдволле станет им не в радость. Может быть, тогда они улетят в свои северные края и оставят нас с миром.
Аббат знаком прервал ее оправдания.
– Мы однажды уже обсуждали это. Сперва я думал, что это может принести какую-то пользу. Вероятно, так оно и есть. Но, Василика, ты относишься к этому предприятию слишком легкомысленно, как к какой-то забаве. Я чувствую кончиками своих усов, одна из вас будет тяжело ранена или захвачена в плен. Всю эту игру пора прекратить.
Бунтарский огонь зажегся в глазах Василики:
– Матиас одобрил бы нас. Могу поспорить, он и Бэзил довели бы это дело до конца, пока птицы не стали бы пугаться собственных перьев.
Мордальфус строго поглядел поверх очков:
– Я рад, что ты вспомнила Матиаса. Ты подумала о моем долге аббата перед ним? В один прекрасный день он вернется из южной стороны с нашими детьми - а я уверен, что это обязательно будет, - и что я скажу ему тогда? Что, пока его не было, я позволил играть тебе в эти дурацкие игры и тебя убили? Василика, я несу ответственность как аббат перед тобой, Матиасом и другими, живущими за этими стенами. Поэтому сделай, пожалуйста, как я сказал.
Василика вздохнула и понурилась.
– Я все сделаю, как ты сказал, отец
Добрый старый аббат быстро встал. Он потрепал Василику по голове:
– Спасибо, Василика. А теперь, Констанция, отнеси воинские доспехи обратно в привратный дом и аккуратно положи на место.
Констанция собрала снаряжение и полезла в туннель.
Железноклюв важно прохаживался по берегу пруда. Серебристое поблескивание в воде указывало на то, что в нем водится рыба. Его поражало обилие пищи в краснокаменном доме ползунов: огороды, сады, огромный амбар под лестницей, даже пруд с чистой водой и множеством рыбы. Скоро все это будет принадлежать ему. Он в восхищении огляделся кругом, внимательно изучая прочную внешнюю стену, защищавшую краснокаменный дом от непрошеных гостей. Его зоркий черный глаз уловил какое-то движение у главных ворот. Большая полосатая зверюга возникла, казалось, прямо из воздуха. Она что-то несла. Железноклюв притаился в зарослях тростника и стал наблюдать.
Констанция огляделась, нет ли кого вокруг, и, быстро отперев дверь привратного домика, скользнула внутрь. Дверь закрылась за ней. Железноклюв видел оставленный в замке ключ, торчавший из скважины. Воспользовавшись случаем, он незаметно подкрался к дому. Все было сделано мгновенно: ворон захлопнул дверь, сунул клюв в кольцо ключа и, повернув его, вытащил из замка. Внутри послышался скрежет, затем удары лап барсучихи в тяжелые дверные балки. Констанция крикнула:
– Василика, это ты? Перестань дурачиться и открой дверь. Я же знаю, что это ты!
Железноклюв, торжествуя, взлетел, зажав ключ в клюве. Теперь, когда его главный враг, которого он боялся более всего, был вне игры, у земнолапых не осталось никого, кто мог бы отразить внезапное нападение. Правдивые видения Мангиза начинали сбываться.
Констанция сидела внутри привратного дома, припав глазом к замочной скважине. Ей ничего не было видно через нее. Тот, кто запер ее, кем бы он ни был, - исчез; снаружи все было тихо. Барсучиха бросилась к окну. Здание аббатства находилось на значительном расстоянии от привратного домика. Он мирно стоял за лужайками, по другую сторону пруда. Окно было слишком мало для крупной барсучихи. Она принялась изучать помещение. Другие окна, находившиеся в каждой спальне, тоже были малы. Констанция заметила дымовое отверстие небольшого, уютного очага, но о том, чтобы выбраться через него, не могло быть и речи. Барсучиха такой величины сразу застряла бы в нем. Она принялась опять за дверь. Дверь была прочная, с клиньями и железными накладками, скреплявшими крепкие дубовые брусья.
Обследовав каждый уголок и не найдя никакой возможности выбраться, Констанция покорилась. В доме был большой кувшин с водой и много сушеных фруктов в буфете. Она села на окно в гостиной, наблюдая за происходящим снаружи и ожидая помощи.
– Стрик Грасный Горшун хочед знова ледедь. Должен ледедь, Зиздрамей!
Сестра Мей устало вытерла лапы.
– Нет, нет, непослушная птица. Ты должна отдыхать, пока не заживет крыло. Сейчас же успокойся, а то оставим тебя без ужина.
– Не хочед ужин, хочед ледедь.