Мату-Гросу
Шрифт:
Использовав весь свой запас противомалярийного хлорохинина и сделав все возможное внутри этих душных хижин, переполненных болезнями, Джон приступил к сбору мочи. Еще совсем недавно у шаванте собирали только стрелы. Теперь же, в обмен на рыболовные крючки, нейлоновые лески и батарейки для фонариков мужчины заполняли для нас пластиковые мешочки. Каждые два часа Джон ударял по куску железа, как в гонг, и все мужчины шаванте, еле волоча ноги, приносили мешочки с прозрачной желтой жидкостью. (Вернее, почти все, поскольку некоторые предпочитали пойти порыбачить.) И каждые два часа в нашей душной тесной хижине мы с Джоном сливали их подношения в более вместительные контейнеры, отдельные для каждого мужчины.
Наш мочесборный пункт с каждым заходом становился все грязнее, но необходимость проведения этого исследования была обусловлена следующим интересным обстоятельством. Один обследователь индейцев племени вайана в Суринаме установил, что они в течение суток выделяют с мочой на тридцать — сорок процентов меньше 17-гидроксикортикозостероида (гормона, выход которого
Когда миновали долгие день и ночь, когда прозвучал последний гонг и тридцать литров мочи индейцев шаванте были довольно надежно упакованы в нашей комнате, нам предстояло проделать последнюю и не менее приятную процедуру измерения объема мочи, сданной каждым индейцем, наливая ее по десять кубических сантиметров в пробирку в качестве аликвоты для будущих измерений. Наконец, хотя и не так уж скоро, мы вылили все остальное, и пчелы неистово начали жужжать над столь обильным подношением.
Двадцать два мужчины, которые посещали нашу хижину, были здоровы. Присущая им веселость искажала истинное положение вещей, ибо большинство жителей этой деревни были очень больны. Их одежда состояла из лохмотьев, которые они, видимо, собирали в Шавантине. Ни в одной хижине мы не видели ни луков, ни стрел. Небольшие засеянные участки были очень плохо ухожены, четыре лодки находились в запущенном состоянии, и несомненно, что никто не играл в футбол между столбами, которые Служба защиты индейцев водрузила по обоим концам пыльной площадки. Население, по словам печального резидента, уменьшалось потому, что рождалось очень мало детей. Место было очень тоскливым, и мы наконец покинули этого человека с его пятью ясноглазыми ребятишками. Мы попрощались также с двадцатью двумя индейцами, пообещав им прислать футбольный мяч, хотя Джон при этом заметил: «Бог знает, как это повлияет на их селезенку». Мужчины поблагодарили нас, с силой столкнули нашу лодку в воду и даже назвали нас «рё de macaco». Но пока мы добирались назад до Шавантины, Таитубо, Джон и я говорили о чем угодно, только не об индейской деревне, которую мы только что видели. Большую же часть пути мы задумчиво молчали.
Когда в 1968 году Служба защиты индейцев была ликвидирована после пятидесяти восьми лет все уменьшавшейся ответственности, ее место заняла новая организация с новыми руководителями. Национальный фонд индейцев приветствовали как новую надежду. Несомненно, что деревня на реке Ареойеш была уже в гораздо лучшем состоянии, когда я, опять с Таитубо, посетил ее месяцев восемнадцать спустя. Новый правительственный чиновник, очевидно, имел больше денег и больше власти. На складе у него находились большие запасы продовольствия. Медикаменты лучше соответствовали фактическим потребностям в них. Самое важное, что мы увидели в деревне, когда снова пересекли реку, — это ее здоровые обитатели. По общему мнению, сейчас время года не было малярийным, и сердце радовалось при виде пухлых ребят, бегавших вокруг нас и дразнивших собак. Было приятной переменой нырнуть в хижину без чувства тошноты. Привезенные нами для них подарки — спички, табак и леска — с первого момента прибытия пользовались у них большим спросом. Деревню даже навещал падре, который хлопотал для них о каком-то соседнем участке земли, уже не принадлежавшем им, чтобы им позволили там охотиться. Прибывавшие поселенцы все дальше оттесняли индейцев к узкой полоске земли, на которой стояла их деревня.
На этот раз мы прибыли на лодке с подвесным мотором, и три молодых шаванте поплыли с нами в Шавантину, после того как мы побывали в их деревне. Эта река всегда могла проявить вероломство в отношении легко уязвимых лопастей вращающегося винта. В ней есть камни и песчаные отмели. В ней есть стволы деревьев, смытых вниз во время разлива. Есть и водопады, где река шумно бурлит, а двигатель стонет из-за изменения лодкой скорости, и быстрое течение грозит повернуть лодку назад. Один шаванте стоял на носу лодки и показывал, куда нам двигаться, поскольку он знал реку досконально. Солнце спускалось, и вода казалась не коричневато-зеленой, а сверкающей отраженным светом до тех пор, пока солнце не скрылось за деревьями и река почернела в ночной темноте. Шаванте смеялись. Они рассказывали друг другу истории на своем гортанном языке. На какое-то мгновение они опять стали королями своего королевства. Только в Шавантине, когда наша лодка заскрежетала дном о песчаную отмель, они наконец притихли. Вскоре они покинули нас, и мы никогда больше их не видели.
Вот и все пока о двух сотнях этих индейцев, о которых столь неумело заботится государство. У них остались только жалкие крохи их уничтоженной культуры, и больше ничего. Им предоставили своего рода анклав, но он долго не сохранится. Если по отношению к индейцам и существует какая-то политика, то она остается непонятной, хотя стремление правительства превратить их каким-то образом
Национальный парк Шингу — это территория площадью около 21 000 квадратных километров, носящая совершенно иной характер. В самый нужный момент район длиной около 320 километров и шириной почти восемьдесят километров был сохранен для индейцев, хотя, казалось бы, в этой части Бразилии так много свободной земли. Это единственный большой участок территории страны, отведенный целиком для индейцев, и здесь их живет около тысяча семьсот человек. Они ведут свой образ жизни, насколько это возможно. В пределах Парка происходят и межплеменные стычки, и нельзя отрицать, что случаются и убийства независимо от того, как их классифицируют — как ритуальные, жертвоприношения или обычную практику. Индейцы принадлежат к многочисленным племенам и нескольким обособленным языковым группам. Эти группы сильно различаются и физически. У них разные культуры, которые продолжают оставаться несхожими. Ни в коем случае нельзя считать, что их будущее обеспечено, но пока что они живут примерно так же, как жили раньше на этой территории и вокруг нее. Их культура не могла исчезнуть целиком из-за того, что они со всех сторон окружены остальной Бразилией, или из-за того, что они живут на сравнительно ограниченной территории в отдельных поселениях. И все-таки есть весьма разительное различие между их довольно привычным образом жизни и выхолощенным существованием индейцев на реке Ареойеш. Новый Национальный фонд индейцев представляет собой правительственную организацию, ответственную за обе эти территории и в некоторой степени согласную с их укладом. Однако только братьям Орланду и Клаудиу присущ организаторский талант, который позволяет собирать воедино все противоречивые факторы, действующие в парке Шингу.
Первоначально оба общества, организовавшие английскую экспедицию, требовали, чтобы в состав любой группы ученых всегда входил врач и чтобы всегда проводились медицинские исследования. Никто не знал, в какой степени могут быть опасными глухие уголки Мату-Гросу — как с точки зрения медицины, так и несчастных случаев, — и постоянное присутствие квалифицированного специалиста считалось разумной предосторожностью. Впоследствии стало очевидным, что медикам почти совершенно нечего делать. Люди болели нечасто, а несчастные случаи предотвращались настолько эффективно, что более возможной стала опасность заболевания, вызванного самими врачами. Такое мнение возникло однажды, когда в лагере одновременно появилось два больных: первый страдал от аллергической реакции на лекарство, прописанное накануне при слабом недомогании, а другой — от болезненной раны на том месте, где находилась киста, которую врач обнаружил и вырезал (она была там уже много лет и хотя не радовала, но и не беспокоила). Поэтому было принято решение, что до наступления эпидемии или непрерывной серии несчастных случаев энергию медиков вполне можно направить на проведение запланированных исследований ввиду появившегося у них свободного времени.
Национальный парк, находившийся к западу от базового лагеря, действовал на нас как приманка не только потому, что там кто-то постоянно нуждался в медицинской помощи, но и потому, что индейцы представляли собой интригующее исключение по сравнению с большинством человечества. Изолированные от остальных людей, они неизбежно отличались во всех отношениях: своими антителами, реакциями на заболевания, восприимчивостью к ним и многим другим. К тому же, как часто сообщали антропологи, они использовали различные лекарства, собранные в лесу, и умели лечить многие болезни. Вследствие этого медики экспедиции весьма охотно бы посетили парк. К счастью, хотя для большинства парк был закрыт, братья Вилас-Боас охотно приняли английских врачей.
Чтобы попасть в эту резервацию, нужно было получить место в одном из самолетов бразильских ВВС, совершающих регулярные полеты в Пост-Леонарду и во все остальные пункты в глубь страны. Для этого требовалось длительное ожидание, по всей вероятности в Шавантине, в надежде на прибытие самолета, летающего в нужном направлении и имеющего свободное место. В течение многих дней самолетов не было. Неожиданно прилетает «Дакота». Дверцы самолета распахиваются. Идет поспешный обмен пассажирами, оборудованием, почтой. Сквозь шум винта раздается команда — и самолет взлетает вновь. Пройдет меньше часа — и врач, попавший на борт самолета после столь длительного ожидания, услышит визг резины, когда колеса коснутся земли в Пост-Леонарду. На этот раз среди группы ожидающих будут индейцы, и один из них проводит прилетевшего к человеку, находящемуся во главе Поста. Это Орланду Вилас-Боас, который вместе со своим братом Клаудиу получил золотую медаль Королевского общества. Если Пост не окажет гостеприимства, полагая, что прибытие врача не принесет никакой пользы Парку, то прилетевший может сразу сесть в следующий самолет, улетающий отсюда. Еще лучше будет, если он успеет попасть на тот самолет, на котором прилетел.