Матвей Петрович Бронштейн
Шрифт:
В главе 4 уже говорилось о различии мировосприятий теоретиков и были введены ярлыки «решатель» и « мыслитель» (там же сказано об условности этих названий и самого разделения). Бронштейн, мы видели, умел решать задачи, но решателем он не был. Здесь напрашивается сопоставление его с Ландау. В нашей книге эти фамилии уже не раз стояли рядом. С университетских лет их связывали близкие личные отношения. Связывало их и активное научное общение. [63] Однако совместная статья у них только одна, и это не случайно. При значительной общности научного стиля мировосприятия их весьма различались. Ландау с большим основанием можно отнести к решателям. Он отличался искусством ставить задачи так, чтобы их можно было одолеть. По словам В. Л. Гинзбурга:
63
В 1934 г. Е. Н. Канегиссер писала Р. Пайерлсу. «Дау совсем кислый... Я не знаю, что с ним делать... Правда, они теперь с Аббатом в ужасной дружбе и, по-моему, никогда не поссорятся» [224, с. 43]. Е. Н. оказалась права - Бронштейн и Ландау никогда не поссорились.
По свидетельству Е. М. Лифшица, Ландау «была противна тенденция,— к сожалению, довольно распространенная,— превращать простые вещи в сложные (часто аргументируемая общностью и строгостью, которые, однако, обычно оказываются иллюзорными). Сам он всегда стремился к обратному — сделать сложные вещи простыми, наиболее ясным образом выявить истинную простоту лежащих в основе явлений законов природы. Умение сделать это, "тривиализовать" вещи, как он сам говорил, составляло предмет его особой гордости» [89, с. 14].
Умение тривиализовать, умение превратить сложные вещи в простые — это драгоценное качество. Хорошо известный пример, когда это качество привело к фундаментальному результату,— создание Эйнштейном специальной теории относительности, в основу которой была положена простая кинематика вместо сложной динамики электрона в эфире.
Не менее драгоценным, однако, бывает и противоположное качество — в тривиальном, привычно простом разглядеть сложность (которая только на глубоком уровне обернется простотой). Наиболее известный пример такого рода — это создание ОТО, когда в тривиальном, всем известном равенстве инертной и гравитационной масс Эйнштейн разглядел искривленность пространства-времени.
При прочих равных мировосприятие «решателя», «тривиализатора» чаще приводит к результатам. Для физика-мыслителя интерес к данной задаче существенно зависит от того, какова ее связь с целостной картиной мира; задачи, способные увлечь его сильно, встречаются реже. В разных научных ситуациях предпочтительны бывают разные типы методологических установок и предубеждений, а в целом различные мировосприятия дополняют друг друга.
Объясняя, почему научный потенциал М. П. Бронштейна раскрылся не полностью, не забудем, что он просто не успел... Вспомним выдающиеся физические результаты, полученные авторами старше тридцати лет (самые известные — планковский спектр, ОТО, релятивистская космология, уравнение Шредингера).
И ведь жизнь Матвея Петровича наполнялась не только физикой. Говорить, что таланты могут мешать друг другу, довольно глупо, но никуда не деться от того, что в сутках только 24 часа. Бронштейн был одарен щедро и, кроме таланта физика, обладал еще двумя — педагогическим и литературным.
6.2. Призвание педагога
Тридцатые годы очень благоприятствовали раскрытию педагогического таланта. Страна нуждалась в образованных людях. Число учащихся быстро росло, преподавателей не хватало. Положение усугублялось отсутствием учебников. А в физике ситуация была особенно трудной из-за того, что сама эта наука в первой трети нашего века переживала революцию.
Бронштейну судьба предоставила много поводов для размышлений на педагогические темы. Ведь у него самого главными учителями были книги, а самостоятельное преодоление трудных мест оставляет гораздо более глубокий след, чем щедрая посторонняя помощь. Но, разумеется, одно лишь самообразование не может объяснить талант педагога.
Бронштейн применял этот талант в разных аудиториях. Читал лекции для старших школьников, курсы теоретической физики для студентов, лекции для аспирантов и начинающих исследователей. И это еще не все. Педагогический спектр Матвея Петровича был
Результаты педагогического творчества, если они не зафиксированы в книгах, заметить трудно. Хотя общественная ценность этого творчества огромна, оно растворяется в знаниях и навыках тех, на кого обращено. Нелегко бывает восстановить путь, которым приходишь к какому-то знанию. Но память о замечательном мастерстве Бронштейна-лектора сохранилась у многих.
С. В. Вонсовский вспоминает, что в 1931 г. по инициативе студентов-выпускников ЛГУ Бронштейн был приглашен в университет преподавать. Всего год назад он сам был студентом, но успел уже обзавестись репутацией прекрасного лектора. Читать ему предстояло курс механики сплошных сред — не самый, как известно, увлекательный. Однако в его исполнении и этот курс был интересным. Под впечатлением лекций студенты решили, что прозвище молодого лектора хорошо сочетается с фамилией одного из создателей теории упругости, и между собой называли лектора «аббат Сен-Венан». Если на лекциях речь шла о физике давно и твердо установленной, то в перерывах, которые часто затягивались, М. П. увлеченно рассказывал о физике, в которую слушателям предстояло окунуться. Особенно ясно студенты смогли оценить искусство лектора после того, как курс был прерван и лектора заменили (последствие Гессениады).
М. Г. Веселов помнит блестящие лекции по общей теории относительности, которые М. П. читал в 1932 г. аспирантам Физико-математического института АН СССР; А. И. Ансельм вспоминает его замечательные лекции на свободные темы в университете для аспирантов и сотрудников (письма Г. Е. Горелику от 25.5 и 26.4 1984 г.).
А. Б. Мигдал, говоря о своих университетских учителях, наряду с В. И. Смирновым и В. А. Фоком выделяет М. П. Бронштейна: «Лекции Матвея Петровича, блестящие по форме и глубине, прививали любовь к вычислениям, не столь математически строгим, как у Фока, но зато адекватным изучавшейся задаче. Вспомним, что в те времена почти не было книг по теоретической физике, и все эти лекции были совершенно оригинальны. Матвей Петрович сделался моим первым учителем в теоретической физике... » [238, с. 23].
Я. Б. Зельдович в автобиографических заметках [182] вспоминает лекции М. П. по электродинамике, в которых должное место занимало понятие градиентной инвариантности (с обобщением этого понятия — калибровочной симметрией связывают сейчас главные надежды на построение единой теории фундаментальных взаимодействий). А вот как о лекциях Бронштейна по электродинамике рассказывает Я. А. Смородинский (по просьбе авторов этой книги):
«Лекции он начал с понятия поля, неизбежность которого стала очевидной, когда он задал вопрос, где находится энергия светового импульса после того, как импульс покинул источник, но еще не попал в приемник (то, что свет распространяется с конечной скоростью, все уже знали). На доске был нарисован прожектор.
Далее речь шла о том, что на заряд действует поле, а поле — вектор. С другой стороны, источник поля — плотность заряда — скаляр. Сразу же выяснилось, что уравнение, связывающее электрическое поле и плотность, должно быть линейным (принцип суперпозиции) и дифференциальным (принцип локальности). Отсюда следовало сразу (принцип симметрии), что divE=4 п p (4п — коэффициент, вводимый по традиции). Сейчас, спустя много лет, вывод кажется строгим, и все три принципа упомянуты там, где нужно. Тогда же вывод прозвучал как вызов здравому смыслу. Итог был поразительным: просмотрены были все учебники, споры велись часами, но ...первое уравнение Максвелла вошло прочно в сознание, хотя и оставалось смутное подозрение, что где-то скрыт подвох.