Маугли. Доверие и предательство
Шрифт:
Мы стояли и тупо пялились в остов летательного аппарата, не очень понимая, что делать. Только сейчас до нас дошло, что всё. Этот бой мы выиграли.
— Надо уходить. Бежим в дом и уезжаем.
— Да. Надо, — тихо ответила Крапива, со странным выражением лица разглядывая дело рук своих.
Я положил руку ей на плечо и немного сжал.
— Пойдём.
Мы пошли обратно. Надо было торопиться, но как-то не получалось. Мозги понимали, как правильно и что правильно, но работали всё равно медленно. А тело вообще тормозило. И это у меня. А у Крапивы заторможенность была ещё больше. Искать переноски в сбитом летательном аппарате я не стал. Смысла не было. Мне было настолько хреново, что Опустошение бы не сработало. Я сконцентрироваться на ходьбе не мог толком — не то, что на суперспособностях.
Я постарался
Мы зашли в дом, и я офигел ещё раз. Я не заметил этого, когда мы выходили проверять, остались ли в живых имперцы или нет, но сейчас мне бросился в глаза узор из дыр от пуль на полу. Сотни отверстий очерчивали пятачок метра два диаметром эллиптической формы. Именно там стоял я, заслонив Крапиву. Пулемётчик не мазал. Он бил очень даже прицельно, а я сбил своей способностью не десяток, а как минимум пару-тройку сотен крупнокалиберных пуль. Просто скорость стрельбы была такая, что я не различал ударов. Но это не прошло без последствий для меня. Что типа отдачи всё-таки било по телу, но я был настолько сосредоточен на том, чтобы держать «щит», что даже не обратил внимание, что эта отдача нехило так меня потрепала. У любого силового взаимодействия есть две стороны. Та сила, что с одной стороны отводила пули, с другой стороны что-то разрушала в теле. Наверное, потому что я автоматически считал тело центром, из которого я испускаю силу. Вот мне в него остатки кинетических импульсов и прилетели. Вполне вероятно, что, если как следует потренироваться, я смогу использовать этот свой баллистический телекинез более эффективно, без таких последствий на тело.
Мы чуть ли не минуту с Крапивой молча залипали на это пятно, очерченное отверстиями от пуль. Я думал свои, можно сказать, технико-физические мысли. Что думала Крапива — не знаю. Но в любом случае тупить сейчас было неуместно. Мы одновременно зашевелились и молча стали собираться.
В багажнике машины уже лежали сумки с вещами и половиной нашего арсенала. Мы быстро — со скоростью тренированных и породистых беговых черепах — перетащили туда всё, что ещё стоило взять с собой. И сели выезжать. Крапива уже немного отошла и выглядела получше. Она, как более опытный водитель, села за руль.
— Куда едем? — спросила девушка.
— Давай из ворот направо и просто пока поезжай отсюда. Отъедь на километр и остановись. Надо кое-что решить будет.
Через несколько минут мы встали на непримечательной улице, проходящей по частному сектору. Справа и слева располагались дома за заборчиками, место на вид очень спокойное.
— Я всё думаю, как они нас нашли. Пока не решим, не ясно, куда ехать, — объяснил я причину остановки.
— Если бы они могли по коммуникаторам нас отследить, то давно бы напали.
— Согласен. Не думаю, что дело в них. Они высадились через пару часов после допроса. Скорее всего, мы как-то засветились во время общения с Акинаком. Но как? Как Акинак подал сигнал? Он же просто сидел и ничего не трогал.
— Не знаю. Я его обычной вебкамерой снимала.
— Блин! — я не поскупился на движения и изобразил жест «рука-лицо». — Мы бараны!
— Почему? — вяло удивилась Крапива.
— Мы с ним на имперском языке общались, когда наш компьютер был к интернету подключён. А Акинак же нам прямым текстом сообщил, что имперцы чуть ли не в каждом девайсе свою прошивку делают. Сейчас же все эти «Алисы» и «окейгуглы» через микрофон тебя слушают и готовы все приказы выполнить. Чего проще запрограммировать для своих агентов какой-то сигнал о помощи. Или, например, это имя «Наталья Евстигнеевна» — может быть, оно было триггером, после чего к нашему компу подключается прослушка. А может, набор слов на имперском, который срабатывает как сигнал SOS. Что-то
— А чего ж он на первом допросе не позвал на помощь?
— Не знаю, может быть, не был уверен, что сработает или что мы его под наркотой не раскусим. Может, программа какая-то не была открыта. Чего думать теперь… Надо от компа избавиться.
Я вытащил из сумки ноутбук и руками разломал его на кусочки. Надеюсь, из этих обломков много информации не достанут. Я высыпал мусор прямо в окно, и мы поехали. Пока просто подальше от этого места.
Я молчал. Было видно, что Крапива что-то внутри себя переваривает, поэтому не хотел её дёргать вопросами.
— Как-то у нас с пленными не складывается, — спустя какое-то время произнесла девушка.
— Это же пленные. Что с ними может сложиться? Друзьями они не станут и не должны. А пользу принесли, что Том, что Акинак. Акинак столько всего рассказал, что мы теперь намного лучше представляем, что нам делать.
— Ну, так-то да, — Крапива снова задумалась.
— Ты как вообще себя чувствуешь?
— Странно… — девушка задумалась. — Проснулась новая способность, но это не всё. Вместе с нею что-то ещё во мне проснулось. Я стреляла и хотела убивать. Расчётливо уничтожать. И мне это нравилось. Нравилось, что они ничего не могут со мной сделать. Нравилось, что они будут уничтожены. Мне кажется, что внутри меня спал монстр и сейчас он просыпается.
Я пожал плечами.
— Этот монстр нам помог — это раз. И два — я не вижу, что здесь не так. Когда нужно быть убийцей, ты убийца. И это нормально, когда тебе нравится, что враг убит. Они хотели убить нас, ты убила их, сам процесс у тебя неудовольствия не вызывал. А как должно быть? Ты должна рефлексировать при каждом выстреле? Или рефлексировать после каждого выстрела? Или рефлексировать перед выстрелом? Лить слёзы над трупами тех, кто хотел убить тебя? Это лицемерие. Только в книгах герой мочит всех, а потом об этом жалеет, опять мочит, опять жалеет, потом тренируется, чтобы всех мочить ещё лучше, потом опять мочит, потом жалеет. Так не бывает. Если человеку что-то не нравится, он найдёт способ сбежать от этого и не иметь с этим дела. Все бойцы любят драться и любят побеждать. Мы уничтожили трёх имперских штурмовиков из группы захвата, мы сбили их транспорт и уничтожили ещё двух штурмовиков. Мы красавчики. Победили. Раунд за нами. Нам придётся полюбить эту игру, полюбить убивать врагов. Нельзя выиграть, если ты не любишь то, чем занимаешься. Так что погладь своего монстра по шёрстке или по бронированной чешуе и передай от меня спасибо. Но, если честно, я не рекомендую называть монстром ни себя, ни часть себя. Никаких монстров внутри тебя не живёт. Есть ты и твой опыт. Проявились прошлые способности и прошлые эмоции. Ну и ладно. Может, и пугающе, но, блин, это было очень вовремя! Да и чего ты паришься, не умер же никто. Враги просто рассосались по переноскам или на орбите круги наматывают.
— Всё равно. Я себе очень не нравлюсь такой, которой я была, когда разносила их вертолёт или как там это корыто называется.
— А мне кажется, что мы ничего вспомнить про себя не можем, потому что в этих воспоминаниях мы ничего хорошего про себя не узнаем. Я себя уже морально к этому готовлю. Кто знает, может, Акинак действительно прав, и он по сравнению с нами просто аленький цветочек. И что? Сбежать снова в амнезию? Устраниться, потому что мы недостойны решать судьбы мира? А кто достоин? Если такой герой и есть, то он не очень-то спешит на помощь. Возможно, этой планете не повезло. Её судьбу будут решать убийцы. Либо мы, либо имперцы. И насколько я знаю историю, только люди, готовые убивать, что-то решали в глобальных вопросах. Пора признать: мы с тобой умеем убивать. Пусть я и не помню ни хрена про своё далёкое прошлое, но я точно не гимнастикой там занимался. В меня встроено знание рукопашного боя и фехтования, но никак не навыки дирижера или рисования. Плюс наши способности. Не самые созидательные. Я убийца. И ты тоже. Ну и что? Сейчас это востребованная профессия. И вообще, как может решать вопросы жизни и смерти тот, кто не умеет убивать?