Маугли. Худ.: Никольский, Келейников (Диафильм)

Киплинг Редьярд Джозеф

– Хорошо сказано, Маленькие Рожки! – промурлыкала Багира. – Когда Перемирие кончится, это будет зачтено в твою пользу. – И она зорко посмотрела в темноту, чтобы узнать олененка при встрече.

Мало-помалу говор пошел по всему водопою, вверх и вниз по реке. Слышно было, как свиньи, возясь и фыркая, просили потесниться, как мычали буйволы, переговариваясь между собой на песчаных отмелях; как олени рассказывали друг другу жалостные истории о том, что совсем сбились с ног в поисках пищи. Время от времени они спрашивали о чем-нибудь

хищников, стоявших на том берегу, но новости были плохие, и жаркий ветер джунглей с шумом проносился между скалами и деревьями, засыпая воду пылью и ветками.

– И люди тоже умирают за плугом, – сказал молодой олень. – От заката до темноты я видел троих. Они лежали не двигаясь, и их буйволы – рядом с ними. Скоро и мы тоже ляжем и не встанем больше.

– Река убыла со вчерашней ночи, – сказал Балу. – О Хатхи, приходилось ли тебе видеть засуху, подобную этой?

– Она пройдет, она пройдет, – отвечал Хатхи, поливая водой из хобота спину и бока.

– У нас тут есть один, которому не вытерпеть долго, – сказал Балу и посмотрел на мальчика, которого очень любил.

– Мне? – возмущенно крикнул Маугли, садясь в воде. – У меня нет длинной шерсти, прикрывающей кости, но если бы содрать с тебя шкуру, Балу…

Хатхи весь затрясся от смеха, а Балу сказал строго:

– Детеныш, этого не подобает говорить учителю Закона! Меня еще никто не видел без шкуры.

– Да нет, я не хотел сказать ничего обидного, Балу. Только то, что ты похож на кокосовый орех в шелухе, а я на тот же орех без шелухи. А если эту твою бурую шелуху…

Маугли сидел, скрестив ноги, и объяснял свою мысль, по обыкновению засунув палец в рот, но тут Багира протянула мягкую лапу и опрокинула его в воду.

– Еще того хуже, – сказала черная пантера, когда мальчик поднялся, отфыркиваясь. – Если с Балу содрать шкуру, то он будет похож на кокосовый орех. Смотри, как бы он не сделал того, что делают кокосовые орехи!

– А что? – спросил Маугли, позабывшись на минуту, хотя это одна из самых старых шуток в джунглях.

– Не разбил бы тебе голову, – невозмутимо ответила Багира, снова опрокидывая мальчика в воду.

– Нехорошо смеяться над своим учителем, – сказал медведь, после того как Маугли окунулся в третий раз.

– Нехорошо! А чего же вы хотите? Этот голыш бегает по лесу и насмехается, как обезьяна, над тем, кто был когда-то добрым охотником, да еще дергает за усы забавы ради.

Это спускался к реке, ковыляя, Шер-Хан, хромой тигр. Он подождал немножко, наслаждаясь переполохом, который поднялся среди оленей на том берегу, потом опустил к воде усатую квадратную голову и начал лакать, ворча:

– Джунгли теперь логово для голых щенят! Взгляни на меня, человечий детеныш!

Маугли взглянул на него – вернее, посмотрел в упор и очень дерзко, – и через минуту Шер-Хан беспокойно отвернулся.

– Маугли то, Маугли се! – проворчал он, продолжая лакать воду. –

Он не человек и не волк, не то он испугался бы. Будущим летом мне придется просить у него позволения напиться! Уф!

– Может быть, и так, – сказала Багира, пристально глядя тигру в глаза. – Может быть, и так… Фу, Шер-Хан! Что это за новую пакость ты принес сюда?

Хромой тигр окунул в воду подбородок и щеки, и темные маслянистые полосы поплыли вниз по реке.

– Час назад я убил человека, – нагло ответил Шер-Хан. Он продолжал лакать воду, мурлыкая и ворча себе под нос.

Ряды зверей дрогнули и заколебались, над ними пронесся шепот, который перешел в крик:

– Он убил человека! Убил человека!

И все посмотрели на дикого слона Хатхи, но тот, казалось, не слышал. Хатхи никогда не торопится, оттого он живет так долго.

– В такое время убивать человека! Разве нет другой дичи в джунглях? – презрительно сказала Багира, выходя из оскверненной воды и по-кошачьи отряхивая одну лапу за другой.

– Я убил его не для еды, а потому, что мне так хотелось.

Опять поднялся испуганный ропот, и внимательные белые глазки Хатхи сурово посмотрели в сторону Шер-Хана.

– Потому, что мне так хотелось… – протянул Шep-Хан. – А теперь я пришел сюда, чтобы утолить жажду и очиститься. Кто мне запретит?

Спина Багиры изогнулась, как бамбук на сильном ветру, но Хатхи спокойно поднял свой хобот.

– Ты убил потому, что тебе так хотелось? – спросил он. А когда Хатхи спрашивает, лучше отвечать.

– Вот именно. Это было мое право и моя ночь. Ты это знаешь, о Хатхи, – отвечал Шер-Хан почти вежливо.

– Да, я знаю, – ответил Хатхи и, помолчав немного, спросил: – Ты напился вволю?

– На эту ночь – да.

– Тогда уходи. Река для того, чтобы пить, а не для того, чтобы осквернять ее. Никто, кроме хромого тигра, не стал бы хвастаться своим правом в такое время… в такое время, когда все мы страдаем вместе – и человек, и Народ Джунглей. Чистый или нечистый, ступай в свою берлогу, Шер-Хан!

Последние слова прозвучали, как серебряные трубы. И три сына Хатхи качнулись вперед на полшага, хотя в этом не было нужды. Шер-Хан ушел крадучись, не смея даже ворчать, ибо он знал то, что известно всем: если дойдет до дела, то хозяин джунглей – Хатхи.

– Что это за право, о котором говорил Шер-Хан? – шепнул Маугли на ухо Багире. – Убивать человека всегда стыдно. Так сказано в Законе. А как же Хатхи говорит…

– Спроси его сам. Я не знаю, Маленький Брат. Есть такое право или нет, а я бы проучила как следует Хромого Мясника, если бы не Хатхи. Приходить к Скале Мира, только что убив человека, да еще хвастаться этим – выходка, достойная шакала! Кроме того, он испортил хорошую воду.

Маугли подождал с минуту, набираясь храбрости, потому что все в джунглях побаивались обращаться прямо к Хатхи, потом крикнул: