Маяк Фишера
Шрифт:
— Пожалуйста, Фишер, проснись. Давай, малыш, открой глаза, — рыдаю я, перекидывая и прижимая со всей силой свою ногу к нему, чтобы заставить его успокоиться и разбудить от этого кошмара.
Его рука взлетает и ударяет меня по щеке, я охаю от боли, но все равно продолжаю удерживать себя на нем. Это не Фишер, он никогда бы не ударил меня, если бы не спал и был в здравом уме. Мне нужно разбудить его, мне необходимо, чтобы он проснулся.
Ох, Господи, я не знаю, что мне делать!
Быстро насколько могу, я влезаю на него сверху, сжимаю
Он вдруг замирает и его глаза моментально открываются. Я приподнимаюсь и смотрю ему в глаза, до тех пор, пока они точно не фокусируются на мне.
— Ты в порядке, малыш, все хорошо, — говорю я ему тихо, прислоняя свой лоб к его.
Я отпускаю его руки, и он быстро обхватывает меня, тянет вниз, чтобы я полностью лежала на нем сверху. Его сердце бьется напротив моей груди, словно барабан, он пытается дышать более размеренно. Через несколько секунд, я поднимаю голову и смотрю на него, его глаза широко открываются, и он с ужасом вскрикивает, дотрагиваясь рукой до моей щеки.
— О, Боже, что я сделал? Детка, что я наделал? — кричит он, рассматривая мою щеку и синяк, который я уверена появляется.
Я накрываю его руку своей и качаю головой.
— Все в порядке, я в порядке. Честно, я в порядке, Фишер.
— Прости, мне так жаль, — он тихо всхлипывает, наклоняется и нежно целует меня в щеку. — Люси, моя Люси. Мне так жаль.
Я двигаюсь вниз, прислонившись щекой к его груди, и слышу сердцебиение его сердца, обхватываю руками его торс и сжимаю его так сильно, насколько у меня хватает сил.
— Ты не хотел этого. Тебе просто приснился плохой сон. Все хорошо, я в порядке, — шепчу я снова.
Мы женаты недавно, и всего два из шести месяцев он находится дома, после своего второго боевого задания, но это не первый кошмар, который ему снится. С каждым разом кошмары становятся все хуже и сильнее, и я не знаю, что мне делать, как ему помочь. Я хочу забрать его боль, которая наполняет его сердце и разум, и избавить его от мучений, но мне кажется, что не смогу с этим справиться, потому что меня преследует чувство, будто я тону и захлебываюсь в глубокой воде.
— Пожалуйста, поговори со мной, Фишер. Я хочу тебе помочь, но мне нужно понять, — нежно говорю я, утыкаясь в его грудь.
— Тут нечего понимать, Люси. Это был всего лишь плохой сон, который пройдет через некоторое время, так происходит всегда, — обещает он, нежно перебирая пальцами длинные пряди моих волос.
— Мне нужно понять, Фишер. Тебе не стоит проходить это в одиночку.
Он выскальзывает из-под меня, и опирается о спинку кровати. Я встаю на колени и приближаюсь к нему, ненавидя то расстояние, которое он пытается создать между нами.
— Не задавай вопросы, на которые не хочешь получить ответы, — говорит он тихо, постукивая головой о спинку кровати и пялясь в потолок.
— Это противоречит всякому смыслу. Конечно я
Сначала он кажется очень спокойным, но потом я вижу, как печаль сменяется на его лице полным разочарованием, переходя в раздражение. Я не хочу, чтобы он сердился из-за того, что я прошу его поделиться своими неприятностями, но на данный момент я не знаю, что еще могу сделать. Как я могу облегчить его ношу, если он не поделиться ею со мной?
— Итак, что ты хочешь узнать? — наконец со злой иронией спрашивает он, от которой мои волосы на руках встают дыбом. — Ты хочешь знать, на что похоже, когда находишь изуродованное тело маленькой девочки, которой только вчера приносил еду, а сейчас она валяется на улице? На что похоже военные действия людей, которые убивают детей, при этом отправляя смски домой? Или ты хочешь узнать, что я почувствовал, когда шел по пустынной улице в патруле, перед этим нас убедили, что все чисто, разговаривая со своим другом о футболе и на полуслове, его голова разлетается от пули, и кровь вперемешку с мозгами брызгают мне прямо в лицо?
Он говорит таким монотонным голосом, который я никогда не слышала раньше, чтобы он так говорил со мной. Слезы стекают по моим щекам, и я прикрываю рот рукой, чтобы как-то удержаться от рыданий. Я мотаю головой взад и вперед, сильно желая, чтобы он остановился, но прекрасно понимаю, что напросилась сама. Я хотела узнать все, и сейчас он рассказывает мне это все в подробностях.
— Может быть, ты хочешь знать, что чувствуешь, когда получаешь задание вывести из строя вражеского снайпера и имеешь право самому выбрать, когда спустить курок, и вдруг неожиданно появляется девятилетний мальчик, который бежит на одной линии твоего выстрела. Я уверен, что ты хотела бы знать, каково это смотреть, когда его мать поддерживает его бездыханное тело, крича и рыдая, пытаясь закрыть пулевое отверстие у него в голове руками. Ты знаешь, насколько трудно попытаться засунуть чей-то мозг обратно в голову после того, как ты сделал в нем дыру размером в софтбольный мяч?
Он, наконец, замолкает, и я крепко-при крепко зажмуриваю глаза, пытаясь блокировать видения от его рассказа, которые рисует мой мозг. Я не могу вздохнуть, не могу успокоить мое сердце, чтобы оно перестало болеть, и не могу перестать плакать. Он предупредил меня, но я не послушалась. Я просто хотела прожить его воспоминания вместе с ним, хотя бы в течение одной секунды, больше узнать о нем, чтобы я смогла стать хорошей женой и дать ему то, в чем он нуждается, но с этим я не в состоянии справиться, и это меня убивает окончательно. Я не могу забрать его воспоминания, потому что они прожигают его мозг и его душу. Я всегда подозревала, что, когда он вдали от меня у него совершенно другая жизнь, но то, что он мне рассказал, с этим просто невозможно справиться. Я не уверена достаточно ли я сильна, чтобы заставить его пройти через все это. И не знаю, хватит ли меня, чтобы заставить его все забыть.