Маяк Фишера
Шрифт:
Пока я иду к ней, то наслаждаюсь ее видом. Встав лицом к лицу друг к другу, она смотрит на меня и улыбается.
— А твоя мама знает, что ты здесь? Мне строго настрого приказали, держаться от тебя подальше до начала церемонии, — говорит она со смехом.
Я нежно кладу руки ей на шею и провожу пальцем взад-вперед по ее гладкой коже щеки. Я боюсь прикоснуться и испортить ее прическу вместе с макияжем, но я не могу находиться так близко от нее и не дотронуться.
— Мне плевать, что говорит моя мама. Мне необходимо было увидеть тебя.
Люси краснеет, но затем у нее на лице отражается беспокойство, она внимательно смотрит в мои глаза.
— Эй, ты в порядке? — нежно спрашивает она, проведя
Я убираю своенравный локон, упавший ей на глаза, кончиками пальцев, и улыбаюсь, глядя на нее сверху вниз.
— Сейчас, да. Мне необходимо было тебя увидеть, — успокаиваю я ее.
Она уютно устраивается в моих объятиях, обхватив меня руками за талию, и прижимается щекой к моей груди.
— Ты можешь испортить прическу и макияж, — протестую я, хотя я уже заключил ее в кольцо своих объятий и притянул ближе.
— Неважно, — отвечает она, крепче сжимая свои руки вокруг моей талии. — Здесь и сейчас это не имеет значения. Ни один из этих разодетых людей внизу, ни одно потрясающее украшение или изысканная еда, нет ничего более важного, чем мы прямо здесь и сейчас. Я люблю тебя, Фишер, и, хотя наша свадьба не на пляже возле Маяка, все равно это самый счастливый день в моей жизни.
Целуя ее в макушку, пытаюсь не разлохматить ее волосы, мы просто стоим в объятиях друг друга и смотрим в окно на наш Маяк, возвышающийся в окружении скал.
— Когда-нибудь в будущем я женюсь на тебе у Маяка. Мы просто возобновим наши клятвы или что-то в этом роде, — говорю я ей.
Люси смеется у меня на груди, отклоняет голову назад, чтобы взглянуть мне в лицо.
— Мы пригласим твою мать? Потому что, если мы это сделаем, она опять попробует украсить Маяк и пригласит весь город.
Я усмехаюсь и пожимаю плечами.
— Возможно, нам просто нужно будет держать это в секрете и пригласить ее за пять минут до начала. Скажем так... в пятнадцатую годовщину, когда я наконец-то смогу убедить тебя пойти со мной на свидание. Встретимся у Маяка, и ты сможешь стать моей женой снова.
Люси кивает, приподнимаясь на носочках, чтобы поцеловать меня в подбородок.
— Свидание, да. Встретимся у Маяка.
Всего несколько минут стоя рядом с Люси и держа ее в своих объятиях, я чувствую себя в тысячу раз лучше. Я до сих пор слышу слабый гул голосов внизу, но теперь меня это не волнует. Я даже слышу, как хлопнула где-то дверь, но я не дергаюсь от беспокойства. Она все исправила... она делает так, что весь мир вокруг исчезает, и остаемся только мы вдвоем, и она права, все остальное совершенно неважно.
Я двигаться вперед и тяну ее за руку за собой в направление к шкафу в противоположном конце комнаты.
— У меня есть для тебя кое-что. Я тайком пробрался в эту комнату утром перед тем, как ты приехала, чтобы кое-что спрятать, — говорю я, подводя ее к шкафу. — Закрой глаза.
Она говорит с огромной улыбкой на лице:
— Мне кажется, что мы решили не дарить друг другу подарки на свадьбу, Фишер. Выйти за тебя замуж — это единственный подарок, который мне нужен.
Я отпускаю ее руку и открываю дверцу, и тянусь внутрь за подарком, который сделал специально для нее.
— Да, хорошо, я солгал. Открой глаза.
Она медленно открывает, и у нее появляются слезы, когда она видит, что я держу перед ней.
— Я подумал, что мы могли бы повесить ее рядом с входной дверью нашего дома, — говорю я.
Последние несколько недель, я трудился, делая табличку для нее. Это не так много, и она определенно не котируется с дорогим жемчугом, на котором настояла моя мать, чтобы я купил для нее, но я знаю, что Люси предпочла бы скорее подарок, идущий от сердца, чем все, что я могу купить.
— Ох, Фишер, это так красиво, — говорит она, пробегаясь пальчиками по
Я вырезал слова «Фишеры, год основания 2006» и под ними наш Маяк.
— Я не могу дождаться, чтобы повесить ее на дом. И я не могу дождаться, чтобы стать миссис Фишер.
Я опускаю дощечку вниз на пол рядом с нами, и притягиваю ее обратно в свои объятия.
— Ты делаешь все идеально, Люси. Ты мой свет и моя жизнь и все, что мне необходимо — это твоя любовь, направляющая меня домой, где бы я ни был.
Глава 28
Фишер
Сегодняшний день
— Фишер, сядь иначе ты протрешь дыру в ковре.
Я останавливаюсь и смотрю на Сет Майкельсона, качающегося взад-вперед на одном из стульев, которое я сделал для своей комнаты, пока нахожусь здесь. Ему к шестидесяти, полностью седой, Сет — ветеран Вьетнама, который проводит свое свободное время в виде добровольца в местном реабилитационном госпитале, после своего ухода на пенсию с сталелитейного завода, живет в пригороде Бофорта, Южная Каролина. Я считаю его своим другом, хотя, когда встретил первый раз, возненавидел его. Он консультирует ветеринаров в реабилитационном центре, относящемуся к Медицинскому Центру Ветеранов, где я провел последний год своей жизни. Он не сертифицированный психотерапевт или что-нибудь в этом духе, но он знает все о том, как тяжело акклиматизироваться к гражданской жизни после участия в боевых действиях. Клиника пробовала направлять ко мне психиатров, после того, как Бобби доставил меня к дверям и последний раз в прямом смысле угрожая надрать мне задницу, если я откажусь от помощи и разрешу всему своему дерьму мешать мне жить. Ни один из этих щеголяющих в белых халатах, заходящих ко мне в комнату, никогда не был на войне, все они только о ней читали, оперируя фактами и цифрами, приглашали меня лечь на диван и обсудить мои чувства к маме. После нескольких недель моя бурная истерика только усилилась в связи с последствиями алкогольной детоксикации, Сет вошел, сел на мою кровать и не сказал ни слова. Он сидел, развалившись на моей подушке, потом видно ему наскучило молчание, вытащил книгу из моей тумбочки, и начал читать ее. Это достало меня окончательно, я начал орать на него. Мой ор вызвал еще одну полноценную вспышку гнева, я выхватил книгу из его рук, швырнув через всю комнату. Но он по-прежнему не сказал ни слова. Я продолжал орать, а он сидел и разглядывал свои ногти, пока мои крики не превратились в бормочущие проклятия и мат, а затем медленно перешли в разговор. Я говорил и говорил до тех пор, пока голос не осип, и я полностью выдохся, сполз вниз по стены усевшись на пол. Когда я закончил, он поднялся с моей кровати, подошел ко мне, похлопал по спине и сказал:
— Я вернусь завтра. Мы пойдем на прогулку.
После ланча, я видел Сета каждый день, пока находился в реабилитационном центре. Он рассказал мне о своем участие в военных действиях во Вьетнаме, и как он справился со всем этим, вернувшись домой к жене и новорожденной малышки, но в основном, он слушал. Если у меня был плохой день, и я орал и злился на него, он называл все, что выходило у меня изо рта, полным дерьмом и говорил мне бросить свое нытье. Если я начинал жалеть себя, он говорил, чтобы я перестал быть слабаком и подумал о всех хороших вещах, которые происходили и произойдут в моей жизни. Сет был моим спасителем в самое темное время моей жизни, и наполнившись всеми противоречивыми мыслями, кружащими в голове в течение последней недели, я понял, что мне пора сесть на паром, отходящий на материк, чтобы увидеть его. Я провел последний час, перебирая в голове все события, которые произошли со мной за это время, ибо последний раз, когда я говорил с ним, было чуть больше месяца назад, именно тогда я вышел из клиники.