Маяк в Борсхане
Шрифт:
— Вообще-то меня зовут Виталий…
Глаза полковника налились кровью, он сосредоточенно сводил усики чеки.
— Виталий, говоришь… А как ты думаешь, что будет, если я сейчас выну кольцо? Выну и разожму руку? Ты быстро бегаешь?
Копченая селедка, плавающая в водке в моем желудке, стала проситься на волю. И черт меня дернул принять это приглашение на ужин!
— Бегаю. Но двести метров за четыре секунды не пробегу…
Колосков на миг протрезвел.
— Откуда знаешь ТТХ [7] , метеоролог? Время горения запала, радиус разлета осколков… Откуда?!
7
ТТХ —
— На военной кафедре учил.
Он с силой провел ладонью по лицу и отложил гранату.
— Ну, ладно. А что ты серьезного в жизни сделал, Виталя? Как ты товарищу помог в своем этом… сраном метеоцентре? Ну, было у тебя в жизни что-то стоящее, настоящее, мужское?
— Было, — не стал запираться я.
— Ну, расскажи, — Колосков мрачно кивнул. — Если убедишь, кольцо трогать не буду…
Я задумался: что можно рассказать мужественного из жизни метеорологов? Пожалуй, ничего. Если разве все неузнаваемо переиначить…
Колосков откупорил вторую бутылку и наполнил стаканы поровну — на четверть.
— Пей! За то, что мы люди, а не призраки!
Что ж, тост хороший. Мы чокнулись и выпили. Но это не отвлекло полковника от цели.
— Давай, ученый, рассказывай!
Ну, ладно…
— Однажды мы с коллегой из конкурирующей организации попали в переделку… Короче, между собой мы договорились, но его схватили эти… Черные… Накачали наркотиком, а я уже ушел, но что-то почувствовал и вернулся. Их было трое и с оружием… Один в машине и двое в доме…
— Подожди, подожди! — встрепенулся Колосков. — Какая конкурирующая организация? Какие черные? Негры, что ли? О чем ты говоришь?
Я говорил чистую правду. В конце восьмидесятых, в Западном Берлине, мы пересеклись с офицером ЦРУ Юджином Уоллесом. Дело касалось портативного ядерного фугаса, пропавшего с Семипалатинского полигона. Оказалось, что у Юджина «ранцевой бомбы» нет, зато в деле отчетливо проявился иракский след. Когда ситуация разъяснилась, мы убрали руки с оружия, выпили по рюмке шнапса, я ушел и из первого же телефона позвонил в нашу резидентуру. А проехав квартал, встретил «фольксваген» с головорезами явно восточного вида, которые ехали в сторону квартиры американского коллеги. По большому счету, меня это уже не касалось… Мало ли кто куда едет! И потом, именно Юджин разворошил осиное гнездо. А той информации, которой он со мной поделился, было достаточно, чтобы провести розыск в нужном направлении. И мои коллеги уже начали эту работу. Но я развернулся и поехал к Юджину.
Однако рассказывать эту историю следовало в переиначенном виде. Поэтому на вопросы Колоскова я ответил следующим образом:
— Гидрометцентр СССР в известной мере конкурировал с Российским метеобюро… «Черными» я назвал кавказцев, которые торговали наркотой на Черкизовском рынке. Они и сделали моему коллеге укол…
— А-а-а…
Полковник снова налил.
— Ну, вернулся, а что дальше?
Того, который ждал в машине, я оглушил, обезоружил, связал и засунул в багажник. С двумя другими столь же мирно обойтись не удалось: они схватились за пистолеты, поэтому одному пришлось прострелить грудь, второму — живот. Правда, я вызвал им «скорую помощь». Но уже потом, когда привел в чувство Юджина. Цэрэушник получил укол «сыворотки правды», и рот у него не закрывался: он рассказывал все, что знал, и охотно отвечал на вопросы. Конечно, глупо было бы этим не воспользоваться… В «химическом» портфеле иракцев оказался антидот, я вколол его американцу, и через десять минут он пришел в себя. Не буду скрывать: за это время я расспросил его об интересующих нашу Службу вещах и получил вполне откровенные ответы.
— Дальше началась заваруха… У меня была бейсбольная бита, а у них — ножи и обрез.
— Куда вывез?
Иракское подполье имело в Западном Берлине сильные позиции, и, скорей всего, Юджин не смог бы от них скрыться. Но я придумал «несимметричный ход»: вывез его в ГДР. На КПП Западного сектора Юджин назвал свой секретный пароль, на Восточном я — свой. Поэтому никаких проблем не возникло. За Стеной [8] я спрятал Юджина на конспиративной квартире, а через две недели, когда все улеглось, снова вывез его в Западную зону.
8
В те времена Берлин был разделен надвое высокой стеной с охраной и автоматическими пулеметами. По одну сторону стены существовал социализм, по другую — капитализм.
— Как «куда»? Они отвезли его на свою дачу, на самом деле это был наркотический притон. Оттуда и вывез.
Колосков снова выпил. Каждый раз он наливал ровно четверть стакана — не больше, не меньше.
— Что вернулся, молодец… Один против троих — уважаю! И с битой… Молодец, Виталька! А как этот парень? Оценил? Добро запомнил?
За две недели мы с американцем подружились. Я нашел врачей, ему оказали необходимую помощь. Своему начальству я ничего не сказал, хотя если бы история выплыла наружу, меня бы уволили. Это в лучшем случае. Мне кажется, Юджин все оценил. Только он все расспрашивал: не выболтал ли чего под действием «сыворотки правды»? И не воспользовался ли я его вынужденной откровенностью? Честный Дмитрий Полянский округлял глаза и разводил руками: «Что ты, Юджин, как ты мог подумать? Ровно ничего. Ты не сказал, я не спрашивал. Не потому, что я такой хороший, просто в той обстановке было не до расспросов-допросов».
Я говорил очень искренне и убедительно. И он благодарил меня столь же искренне и убедительно — крепко обнял на прощанье, прижался щекой, похлопал по плечам: «Я твой должник! Готов поставить тебе памятник! Не знаю — получится или нет, но если понадоблюсь — обращайся, в лепешку расшибусь!» Другое дело — насколько его искренность была искренней, а убедительность — убедительной. И тут я, конечно, не обольщался.
— Да вроде оценил. Приглашал приезжать в гости, сказал: если что — в лепешку расшибется. А как на деле выйдет — не знаю…
Действительно, наверняка я знал только одно: сейчас Юджин Уоллес работает резидентом ЦРУ в ЮАР. Это совсем рядом. Может, заглянуть к нему, проверить искренность и гостеприимство? Нет, как бы не разочароваться…
— Это точно, — мрачно кивнул начальник базы. — Слова — одно, а дела — другое! Что-то ты не пьешь. Брезгуешь?
— Да нет, что вы. Просто хотелось бы посмотреть мою метеостанцию…
— А чего там смотреть? Я и сам ее не видел! — прогудел Колосков. — Но мы все, что надо, сделали. Мои обезьяны уже перегрузили ее в вертолёт, принайтовали, двое часовых выставлены. Никуда не денется. А ты насмотришься еще. Наливай!
И я налил.
За 20 дней до дня «Ч».
Североморск. Военно-морская база подводных ракетоносцев
Было холодно, дул пронизывающий ветер, похожие на китов подводные корабли ежились у пирсов под мелким колючим дождем. Но высокий стройный капитан второго ранга не обращал внимания на непогоду: шел, выпрямив спину, не сгибаясь и не отворачивая лица от противных промозглых струй. Он был в парадной форме: в вороте черной шинели виднелся белый шарф, на левом боку болтался желтый кортик. Через несколько минут он вошел в обшарпанное трехэтажное здание с многочисленными антеннами на крыше, поднялся на второй этаж и разделся в приемной.