Маяковский без глянца
Шрифт:
– Кто ваш любимый поэт?
Это было очень неожиданно. Такой прямой вопрос ошеломил меня, но я мгновенно поняла, что не отвечу ему – «вы», и сказала спокойно:
– Уткин.
Тогда он как-то очень внимательно посмотрел на меня и предложил:
– Хотите, я вам почитаю свои стихи? Пойдемте со мной по моим делам и по дороге будем разговаривать.
Я согласилась. Забежала в библиотеку, под каким-то предлогом отпросилась с работы и ушла.
Маяковский ждал меня у выхода, и мы пошли по Софийке по направлению к Петровке. На улице было светло, тепло и продавали цветы. Маяковский держит себя красиво и торжественно –
На Петровке мы зашли в кафе, там Маяковский встретился с Осипом Максимовичем Бриком. Знакомя нас и показывая на меня, Маяковский сказал:
– Вот такая красивая и большая мне очень нужна.
Маяковскому нравилось, что я высокая. Он всегда это подчеркивал. Уже как-то после кто-то из его знакомых увидел меня на улице и сказал Маяковскому, что уж не такая я высокая, как он рассказывал. Маяковский ответил:
– Это вы ее, наверно, видели рядом с очень большим домом.
В кафе Маяковский прочел Осипу Максимовичу новые стихи, которые должны были завтра напечатать в «Известиях». Осипу Максимовичу стихотворение очень понравилось, и он ушел.
А Маяковский пригласил меня к себе в гости. Мы вышли из кафе и на извозчике поехали на Лубянский проезд. Я боялась Маяковского, боялась встретить кого-нибудь из госиздатовцев или вообще знакомых. На извозчиках в ту пору я не ездила. По дороге Маяковский издевался надо мной и по поводу Уткина, и по поводу моих зачетов. Он говорил:
– Вот кончите свой университет, а в анкетах все равно должны будете писать: образование низшее – окончила 1-й МГУ. <…>
Маяковский угостил меня конфетами и шампанским и действительно, как обещал, достал свои книжки и стал мне читать по книжке тихо, почти шепотом, свои стихи. Это было для меня так странно – Маяковский и шепотом! Читал он тогда «Севастополь – Ялта», «Тамара и Демон», а потом подарил мне книжку «Только новое» и берлинское издание «Для голоса» с автографом: «Наташе Маяковский».
Потом он подошел ко мне, очень неожиданно распустил мои длинные косы и стал спрашивать, буду ли я любить его. Мне захотелось немедленно уйти. Он не стал спорить, взял из стола какие-то бумаги, и мы вышли. <…> Начавшееся так необычайно в первый день знакомства романтическое свидание немного разочаровало меня в конце.
Я даже сказала об этом Маяковскому, когда мы вышли с ним на улицу.
– А вы, оказывается, обыкновенный человек…
– А что же бы вы хотели? Чтоб я себе весь живот раскрасил золотой краской, как Будда? – ответил он и сделал рукой такой жест, будто бы красит себе живот. <…>
В день, когда Маяковский получал в Госиздате двадцать пять авторских экземпляров только что вышедшего из печати пятого тома собрания сочинений, я неожиданно наскочила на него в бухгалтерии. Скрыться было уже невозможно. Мы поздоровались, и он сразу стал упрекать меня за то, что я прошлым летом от него убежала, «даже не помахав лапкой».
Он пригласил меня в тот же день пообедать с ним. Я согласилась и обещала больше от него не бегать.
С этого дня мы стали встречаться очень часто, почти ежедневно.
Ровно в половине пятого я кончала работу, тогда уже помощника редактора
Он любезен, внимателен, он говорит мне только «вы», ласково переделывает мое имя на «Наталочку». Он пропускает меня вперед в дверь, подает мне пальто. Это были для меня любезности неслыханные и невиданные. Какая девушка осталась бы к этому равнодушной? Маяковский был всегда просто, но как-то очень красиво и элегантно одет. Меня, правда, шокировала его фетровая шляпа. С тростью я еще как-то мирилась, но когда вместо кепки Маяковский брал шляпу, я умоляюще смотрела на него или просила:
– Не надо шляпу…
И он иногда, чтобы сделать мне приятное, не надевал ее. Но добавлял:
– Всему вас надо учить. И что шляпу надо носить, и одеколон употреблять. Как вы считаете, одеколон это роскошь или гигиена?
Маяковский научил меня и тому, что одеколон не роскошь, и тому, что цветы не мещанство и что можно и даже нужно иногда ездить на извозчике и в автомобиле.
Мне до того казалось, что все это «буржуазные предрассудки». Ведь тогда был нэп, а я была бедная представительница пролетарского студенчества. Машины-такси в Москве тогда были с ярко-желтой полосой, и сесть в такую машину для меня было просто мучением. Маяковскому же, по-видимому, нравилось кататься с такой девушкой, как я, в машине и ходить со мной в ресторан. <…>
Однажды Маяковский пригласил меня приехать на воскресенье на дачу в Пушкино. Я обещала. Но в воскресенье утром гизовские товарищи уговорили меня поехать с ними в другое дачное место.
Вечером, вернувшись домой, узнаю, что незадолго до моего возвращения заезжал Маяковский, спрашивал меня и оставил записку:
«Я затревожился, не захворали ли Вы и бросился навещать. Рад, что не застал – это очевидное свидетельство Вашего здоровья. Зайду завтра в 5 часов. Если Вы не сможете быть, или Вам понравится не быть – очень прошу черкнуть слово.
Привет. Вл. Маяковский».
Потом я узнала, что он меня очень ждал на даче все утро, несколько раз ходил встречать на станцию, а под вечер, когда стало ясно, что я уже не приеду, поехал в город и ко мне домой. Я не знала еще тогда его аккуратности и требовательности к выполнению уговора. Но я обманула его не только в тот раз, с приездом на дачу, а и вообще иногда опаздывала на свидания. Он огорчался и сердился на это. Я оправдывалась, ссылаясь на отсутствие часов, хотя задерживалась по совершенно другим причинам. Тогда однажды Маяковский без предупреждения привел меня в часовой магазин неподалеку от Госиздата на Кузнецком мосту, купил часы и надел их мне на руку. Деваться было некуда! С тех пор я стала являться в назначенный час очень аккуратно.
Галина Дмитриевна Катанян:
Здороваясь с ним, я не свожу глаз с девушки. Такой красавицы я еще не видала. Она высокая, крупная, с гордо посаженной маленькой головкой. От нее исходит какое-то сияние, сияют ямочки на щеках, белозубая, румяная улыбка, серые глаза. На ней белая полотняная блуза с матросским воротником, русые волосы повязаны красной косынкой. Этакая Юнона в комсомольском обличьи.
– Красивая? – спрашивает Вл. Вл., заметив мой взгляд.