Маятник Судьбы
Шрифт:
– И какая судьба их ждет?
– Никакая. Вернее, судьба уже настигла их и заточила в темницу. Вовеки веков будут они испытывать нестерпимые муки. И хотя каждый из них может покинуть Нигде в любую минуту – падшие души выбирают вечную боль, лишь бы не принимать решение.
– Все это правда?
– Не знаю, возможно, всего лишь сказка, которую придумал мой народ. Но эльфы в нее верят; мы думаем, что крики страдающих душ просачиваются сквозь стены великого Нигде и проникают в наш мир. Именно они становятся причиной зла и страданий,
Небесные створки начали затворяться, только Великая дрема продолжала пульсировать, втягивая и пряча свои студенистые щупальца.
Я ощутил нестерпимый холод, царивший вокруг:
– Другие же верят, что стоны мучимых праведников и есть та сила, которая движет мироздание.
Черная птица поднялась над горизонтом и скрылась из глаз.
7
Пока сэр Томас и другие мудрецы чесали затылки в столице Церкви, маги в Аспонике не теряли времени даром. Точнее говоря, они обращали время вспять.
Холм, с которого я обозревал ряды фруктовых деревьев, долгие годы был погружен в объятия ледяной сферы. И люди, которых нам предстояло встретить, еще не подозревали, сколь много событий успело произойти, пока они были погружены в магический сон.
Впрочем, мир с тех пор изменился мало, в нем по-прежнему жили злодеи и идеалисты, неудачники и безразличные. В нем по-прежнему правило Зло, притворяясь необходимостью.
Я положил руку на плечо своей партнерши.
– Не скажу, Френки, что это путешествие сделало меня более нервным, чем обычно, – произнес я, указывая на дорогу – но рабочие с фермы не ездят на джипах. И бандитских рож к голове тоже не приклеивают.
– Ты у меня такой чувствительный, игрушка, – протянула девушка. – Но я рада, что ты находишь любой повод, чтобы прикоснуться ко мне.
– Кто это? – спросил я, обращаясь к священнику. Седые брови моего собеседника нахмурились, сойдясь над прозрачными глазами.
– Это Лэндор, – вполголоса ответил он. – И его люди. Они работают на хозяина фермы.
– И занимаются явно не стрижкой газонов, – пробормотал я.
– Вы так и не сказали, кому принадлежит ферма, – напомнила девушка.
– Местному консорциуму, – сказал священник.
– Добрый вечер, святой отец. – произнес человек, шедший впереди остальных.
Он наклонился и развел в сторону руки, балансируя на грани между уважением и издевательством.
– Вы сами видите – мы не заставляем крестьян работать больше, чем положено по контракту.
– Вся работа на сегодня и так выполнена, – ответил священник.
Ни у одного из тех, кто подошел к нам, не было оружия, если не считать короткоствольного револьвера, заткнутого за пояс Лэндора. Но я знал – для того, чтобы держать в страхе мирных людей, лишенных прав и полностью зависящих от работодателя, не всегда нужно оружие.
Остальные бандиты стояли немного поодаль, сложив руки на груди; одни из них, прищурившись, глядели в небо, другие
Они чего-то ждали.
Когда перед тобой лежит пачка лотерейных билетов, мало одного предчувствия, чтобы сказать, какой из них выиграет. Но когда шестеро человек, всю жизнь тренировавшие мускулы вместо мозгов, останавливаются рядом в уединенном месте, где на тысячи акров вокруг нет никого, кроме брюквы и апельсинов, да еще начинают при этом смотреть в небо, – тогда никакого предчувствия уже не нужно.
– Любимая, – пробормотал я, – когда будешь их убивать, постарайся не сломать слишком много деревьев.
Лэндор между тем подходил ближе.
Он двигался с осторожностью, с какой мангуст приближается к ядовитой змее, неподвижной, но оттого еще более опасной.
– Разве в этот час вы не предаетесь отдыху? – спросил священник. – В городе?
Слова «бордель» и «пьянство» не были им произнесены, но присутствовали в его вопросе незримо, как смысл в евангельских притчах.
– У нас много работы, святой отец, – сказал Лэндор.
Он не смотрел на священника и ответил только для того, чтобы отмахнуться от чего-то постороннего.
Глаза человека были прикованы к моей партнерше: Франсуаз, в свою очередь, тоже не отрываясь смотрела на него.
В лице Лэндора имелось что-то благородное, как иногда случается у плебеев. Он был высокого роста, хотя немного сутулился; природа наделила его резко очерченными губами, носом с гордой горбинкой и острыми, но в то же время задумчивыми глазами. Кто-то мог бы сказать, что Лэндора портила некоторая полнота, скрадывавшая лепку черепа и выдававшая его простое происхождение, однако человек выглядит так, как ему должно, и никому не дано изменить себя, не исковеркав своей души.
Мне-то это хорошо известно.
Я не мог с уверенностью сказать, что привело сюда Лэндора и его людей – тех, кто должен был следить, чтобы рабочие фермы исправно выполняли свои обязанности, и тех, кто явился в апельсиновую рощу, когда там находились только мы со священником.
Я сомневался, что эти молодцы хотели причинить вред святому отцу, хотя нельзя было исключать, что это именно один из них или даже все вместе пытались устроить пожар в его церкви.
Однако я мог быть уверен в двух вещах: Лэндор приехал сюда со своими людьми, чтобы испортить прекрасный вечер, но теперь его планы изменились.
– Этот сад – не лучшее место для прогулок, – произнес Лэндор.
Такая фраза могла содержать угрозу, но угрозы в ней не было.
В стальных глазах Франсуаз что-то вспыхнуло, что-то неподвластное ей самой.
– Вы хотите сказать, – произнесла она, – что здесь есть более красивые места?
Глаза Лэндора открылись; с людьми такое случается чрезвычайно редко. Названные окнами души, глаза обычно бывают закрытыми даже при распахнутых веках. Люди боятся впустить кого-нибудь внутрь себя, и причин тому много.