Майдан. Нерассказанная история
Шрифт:
Идем дальше — вдоль насыпи, мимо смотровой площадки, по направлению к парламенту. В это время в парке уже вовсю дым, стрельба, начинается что-то страшное. А на краю парка сгрудился Антимайдан — туда нагнали женщин, среди них достаточно много пожилых — судя по всему, бюджетни-цы. Они в кольце нашей Самообороны. Я прошу Самооборону немного отступить. «Что вы будете делать?» — спрашивают. «Буду Антимайдан отсюда выводить». Нужно было видеть этих женщин — перепуганные стрельбой, они жались одна к другой, многие стояли на коленях и буквально выли от страха. Я не преувеличиваю: стояли на коленях и выли от страха! Это страшное зрелище, жуткое! «Успокойтесь, пожалуйста, — обращаюсь к ним, — вот тут в десяти метрах спуск на Парковую аллею. Отходите немедленно, тут сейчас будет бойня. Отходите!» Они причитают и, совершенно обезумевшие, скатываются
Сразу после случившегося в Крепостном переулке волонтеры-медики сумели занять здание Дома офицеров, где оборудовали полевой госпиталь. «Скорые» к правительственному кварталу не подпускали. Даже самых «тяжелых» эвакуировать было невозможно. А «тяжелые» поступали отовсюду — из Мариинского парка, с Шелковичной. Первый труп принесли с Липской — там горел штаб Партии регионов.
В Верховной Раде стекла ходили ходуном от ударной волны Мариинский парк, Грушевского, Шелковичная — сколько видно было из кулуаров парламента — все заволокло дымом. Сессию все никак не могли открыть. Депутаты бесцельно слонялись по кулу-арам — расходиться боялись. Тех, кто все-таки пытался покинуть мл, сдерживали оппозиционеры. Иногда с применением силы.
«После того как появились первые трупы в Доме офицеров я побежал в кабинет к Рыбаку — надо было срочно что-то предпринять, чтобы остановить побоище. Для начала хотя бы открыть сессию, — вспоминает Андрей Шевченко. — В спикерском кабинете застаю такую картину. Рыбаку стало плохо с сердцем — рубашка на груди расстегнута, над ним склонилась Бахтеева, дает ему какие-то таблетки. Сам Владимир Васильевич ни жив ни мертв, серого цвета. Тут же собрались регионалы. Я говорю: там уже трупы в Доме офицеров, людям отрывает руки и ноги, мы должны хоть что-то предпринять, хоть сессию открыть — это бы успокоило людей. На это регионалы с такой циничной ухмылочкой мне заявляют: «Это шантаж! На языке шантажа мы с собой разговаривать не позволим», «Ваши люди знали, как сюда прийти, — будут знать, как убегать», «Потолкаются и разойдутся». Такие были реплики. Махровый, бессердечный цинизм! А уже через несколько дней эти же самые люди будут рассказывать, как они призывали к миру и сколько для этого делали».
После полудня оппозиционерам все-таки удалось зарегистрировать проект постановления о возвращении к Конституции 2004 гола. Митингующие на улице встретили это сообщение овациями.
Рассказывает Александр Турчинов:
«Когда началась бойня, я вышел из парламента. Было понятно, что там делать нечего, — нужно было проанализировать ситуацию, оценить расстановку сил. В какой-то момент казалось, что перевес на нашей стороне, как тут загорелся штаб Партии регионов на Липской. Этот пожар был использован властью, чтобы снять все ограничения на применение силы, в том числе и на использование огнестрельного оружия. Потому что именно тогда силовики получили подкрепление и начали массово использовать огнестрельное оружие. Они же базировались вместе с «титушками» в Мариинском парке, и оттуда выдвинулись дополнительные силы. Еще одна линия подкрепления — со стороны Богомольца, от МВД. Так они перешли в наступление, зайдя к нам в тыл».
Свидетелем этого был Сергей Пашинский:
«Я пришел на Липскую, когда уже горел офис Партии регионов. По команде Турчинова отвел майдановцев на двести метров, к перекрестку с Институтской. С той стороны бульвара, от Верховного суда, подтягивались «ти-тушки». Там же стоял «Беркут», но активных действий они не предпринимали. Расстояние между ними и нами было солидное: никаких провокаций не могло возникнуть в принципе. Я отвел людей, стабилизировав тем самым ситуацию. Но уже после этого «Беркут» и «титушки»
Там же, на Липской, с Пашинским случилась история, которую позже, особенно когда он стал главой Администрации Президента, ему часто припоминали. В ходе беспорядков у штаба ПР активисты остановили «Хонду», в багажнике которой нашли винтовку. В чехле, но тем не менее. Попытки разобраться, что за человек водитель, откуда у него оружие и т. д., едва не переросли в мордобой. К месту событий подоспел Пашинский.
«Я заметил, что люди собрались вокруг какого-то автомобиля, намечается инцидент. Подошел и увидел, что водитель машины наш активист — я их почти всех знал в лицо.
У него были документы на оружие?
Конечно. Это был обычный охотничий карабин. Давайте откровенно: в те дни многие наши активисты возили в багажнике оружие — у кого оно было. И вот какая ситуация: неподалеку от эпицентра боя майдановцы задерживают майдановца, разобраться, что и как, с ходу им сложно, люди взвинчены до предела, все на эмоциях, и закончиться может чем угодно. Была реальная угроза жизни водителя «Хонды». Нам нужен был еще один труп? Причем с нашей стороны? В таких ситуациях надо не стоять и ждать, когда само как-то рассосется, но брать ответственность на себя, принимать решение. Что я и сделал. Его посадили в машину, я сам сел рядом, и «Хонда» уехала.
Из багажников оружие достанут всего через несколько часов.
«До февральских событий на Майдане оружие не использовалось. Ни разу. Но когда стало понятно, что вот-вот может начаться «стенка на стенку», тогда уже многие достали то, что у них было: у кого травматика, у кого охотничье. Я сам холил с пистолетом. На всякий случай. Сдаваться никто не хотел», — комментирует Турчинов.
«Я ответственно заявляю, что до момента бойни под парламентом оружия на Майдане не было. Оно появилось только после обеда восемнадцатого числа, когда стало понятно, что бой идет не на жизнь, а на смерть, — вторит Пашинский. — Началась гражданская война. В Мариинском парке, на Липской — вот там она началась. Когда число погибших начало множиться в геометрической прогрессии, естественно, Майдан озлобился. Естественно, родственники, друзья, побратимы погибших находились в состоянии аффекта — хотели убивать в ответ».
На соседних улицах правительственного квартала оппозиционеры спасали раненых. Говорит Петр Порошенко:
«Мне звонит дворник из нашего дома (на Грушевского. — С. К.). Кричит в трубку: «Петр Алексеевич! У нас людей убивают! Прямо в нашем подъезде убивают людей! Уже два трупа!». Я хватаю помощника, мы выскакиваем из Рады и бежим через парк, мимо Дома офицеров. Там тоже трупы. Вокруг стрельба, взрывы, очень густой дым — дальше трех метров ничего не видно. Подлетаю к дому. На улице стоит наша дворничиха, родители жены, на тротуаре — убитые и раненые. Что делать? Мы с помощником подхватываем одно тело — несем его к Дому офицеров, там передаем санитарам, возвращаемся обратно.
Застаю картину: под подъездом — свалка. «Титушки» добивают лежачих. Рядом стоят менты и не вмешиваются в происходящее. Из подъезда доносятся нечеловеческие крики. Оказалось, «титушки» загнали туда несколько человек и просто их там добивают. Дверь заблокирована. Я пытаюсь ее как-то открыть, но ничего не получается. Наконец мы вместе с помощником взламываем эту дверь, выгоняем из подъезда «титушек», помогаем раненым. Тут подворачивается какой-то милицейский начальник. Я его хватаю: «Что же вы, суки, творите?! Прекратите это немедленно! Хотите — задерживайте, что хотите делайте! Только остановите убийство!». Он зовет подчиненных, они разоружают нашу Самооборону, хватают — для видимости — несколько нападавших из числа «титушек», оттаскивают их от раненых. «Ну, слава Богу! — думаю. — Хоть кого-то спас». Захожу в подъезд и начинаю подниматься по лестнице — хотел проверить, как там родители жены. И тут я снова слышу за своей спиной страшные крики. Этот милицейский начальник думал, что я ушел, и четверых ребят наших — тех, что были больше всего избиты и еще минуту тому лежали в подъезде, — он передает «титушкам», чтобы те их «кончили». Представляешь?!