Майдан. Нерассказанная история
Шрифт:
Это было двадцать шестого ноября, поздно вечером. У нас на Европейской было два больших флага — Украины и ЕС. Мы взяли эти флаги, сформировали колонну и так пришли на Майдан Независимости. Вся партийная символика осталась на Европейской. В ту же ночь там начался демонтаж нашего первого палаточного городка и сцены. Молодежь была удивлена тем, что политики переступили через свои амбиции и пришли к ним, не претендуя на лидерство. (С 26-го на 27-е на Майдане оставалось около тысячи человек. В том числе студенты университета Шевченко и Могилянки. — С. К.) Объединившись, мы начали вместе работать. На воскресенье
Впрочем, многие соратники Александра Валентиновича тогда открыто, а сейчас уже, конечно, «за глаза», называли и называют слияние двух Майданов «ошибкой». Мол, на Европейской — вот это был настоящий революционный Майдан, а не какая-то молодежная вечеринка с политическим подтекстом. Вообще, оппозиция довольно ревностно, особенно в первые дни, относилась к проявлениям народного протеста, общественной инициативы. Ведь граждане, по сути, взялись делать за оппозицию ее работу — бороться с властью. А это значит, что она, оппозиция, с задачами не справлялась. Раз так — имела ли она моральное право претендовать на 2015-й?
Глава 6. ВИКТОР ЯНУКОВИЧ. ЧТО ВМЕСТО ВИЛЬНЮСА?
Ежевечерне выходя на стылые площади, украинцы верили: массовый протест может заставить власть изменить планы и все-таки подписать СА. Романтики оставались и внутри самой власти. Предполагали: Янукович просто торгуется с Брюсселем за более выгодные условия подписания, и заявления Азарова — блеф.
Точки над «і» были расставлены 27 ноября.
В тот вечер Игорь Суркис собрал друзей для празднования своего прошедшего 55-летия. За столом присутствовали Игорь Ко-ломойский, Дмитрий Фирташ, Юрий Иванющенко, Вагиф Алиев и другие. Не было только Рината Ахметова — накануне его ФК «Шахтер» играл с «Манчестером».
Главный гость — Виктор Янукович. «Вот — мой друг. Я не видел его уже год. Не звонит, не приезжает», — обратился Янукович к несколько припозднившемуся на мероприятие Юрию Иванющенко, усаживая его за стол возле себя.
«В тот вечер Янукович объявил нам, что мы действительно не идем в Европу. Собственно, он с этого начал. Не с поздравлений имениннику, а вот с этой новости. Надо было видеть лица собравшихся, когда они это услышали», — вспоминает один из очевидцев.
Повисла пауза. «Вам надо иметь большое мужество, - сказал старший брат юбиляра, Григорий Суркис, обращаясь к Януковичу. «Да какое мужество?! — с вызовом ответил президент. — Все дело — в экономике…» — и принялся перечислять аргументы, которые все украинцы слышали уже много раз. Звучали они, мягко говоря, неубедительно.
«Первая реакция присутствующих — контролируемый шок, — подтверждает Игорь Коломойский. — Я у него еще потом тет-а-тет переспросил, он снова подтвердил».
«Кто-то пытался разрядить ситуацию — перевести разговор на другую тему, но Янукович снова и снова сам к ней возвращался. Складывалось впечатление, что он на нас «тестирует» свои доводы, проверяет нашу реакцию», — добавляет еще один гость праздника.
«Шок — это первая реакция, — продолжает Коломойский. — А дальше ты задаешься вопросом: как же так, в чем причина? Все тогда друг друга об этом спрашивали, все пытались разобраться. Вот даже и в нашей компании — из тех, кто был тогда за столом, все люди ассоциировали себя больше с Западом, чем с Востоком, все привыкли на отдых в Монако
Многим, даже близкому окружению, логика действий Виктора Януковича казалась иррациональной. «Странный человек, подпиши он тогда Вильнюсское соглашение, второй срок был бы ем> обеспечен», — констатирует Игорь Коломойский. Действительно, перед Виктором Януковичем рисовались весьма заманчивые возможности:
• вхождение в европейскую семью, что значительно сокращало и упрощало путь непосредственно в ЕС;
• гарантированное потепление отношений с США и возобновление диалога с МВФ, крайне недвузначно намекавшего на скорое предоставление кредита;
• значительное укрепление собственных позиций на 2015 геи с одновременным лишением оппозиции каких-либо конкурентных преимуществ (это он, Виктор Янукович, превращался в главного евроинтегратора, а вовсе не оппозиционеры);
• обеспечение себе места в истории. Человеку, приведшему свою страну в Европу, вечность — с высокой долей вероятности — простила бы и «Межигорье», и многочисленные коррупционные схемы соратников, и много чего еще.
Но вечером 28 ноября все мосты были сожжены.
Вспоминает Петр Порошенко:
«После Вильнюса Виктор Янукович стал нерукоподавае-мым. Случившееся на саммите ключевые европейские лидеры восприняли как личное оскорбление. И это была очень эмоциональная реакция, не имевшая ничего общего с традиционным дипломатическим протоколом. На ужине во время саммита был такой момент. Янукович, пытаясь как-то разрядить обстановку, спрашивает: «А может, мы подпишем соглашение об открытом небе?». На что ему кто-то из лидеров отвечает: «Вы что, сумасшедший, не понимаете, что происходит, искренне считаете лидеров двадцати семи государств идиотами?». Вот такими словами. Это было точкой невозврата. Было ясно, что Европа общаться с Януковичем больше не будет. Ни сейчас, ни впредь».
В июле 2014-го я поинтересовалась у Рината Ахметова:
— Вы спрашивали у Януковича о причинах разворота?
Спрашивал. И он говорил мне то же, что и во всеуслышанье. Ссылался на фактор экономики. Экономика, мол, не выдержит. У него были свои аргументы, и он был убежден в их правильности».
В дополнение — свидетельства Владимира Рыбака, тогда спикера ВР, многолетнего соратника Виктора Януковича.
«Это была совершенная неожиданность, — говорит он о развороте, — шок! Ведь мы столько к этому шли! Я сам активно участвовал в подготовительной работе. Мы в парламенте приняли все законы… Все этого ждали. И вдруг… Помню, я спросил Азарова: «Николай Янович, как же так? Что же вы делаете?».
А он ответил: «Мне велел президент»?
Как-то так. Плюс говорил что-то об экономической ситуации, о факторе востока. Согласен, может, эти аргументы и состоятельны, но их раньше надо было озвучивать!
Как этот разворот объяснялся для близкого круга?
Так и объяснялся! Точно так же, как в публичной плоскости. Я все это слушал-слушал, потом говорю: «Постойте, почему же мы за неделю «передумали»? Почему раньше на этот путь не встали?». Внятного ответа я не получил».