Майенская псалтирь

Рэ Жан

– Это чтобы, значит, по честности, – вставил Уолкер, и пародия на улыбку еще более исказила его жуткое лицо.

– Ну!

– Неладное творится вокруг, – продолжал Джелвин, – и самое худшее, что никто из нас ничего не может понять.

Я хмуро огляделся и неожиданно протянул ему руку.

– Ваша правда, Джелвин, я это чувствую, как и вы.

Все стеснились возле меня, обнаружив союзника в капитане.

– Посмотрите на море, мистер Баллистер.

– Вижу, как и вы, – пробормотал я и опустил голову.

Что тут добавить! Уже

два дня море на себя не похоже.

За двадцать лет навигации я не видел ничего подобного ни под какими широтами. Его пересекают полосы немыслимых цветов, там и сям закручиваются воронки, при полном затишье вздымается огромная одинокая волна: из невесть откуда рожденного буруна доносится хриплый хохот, заставляющий людей вздрагивать и оборачиваться.

– Ни одной птицы на горизонте, – вздохнул брат Тук.

Верно.

– Вчера вечером, – продолжал он, – крысы, что гнездились в отсеке для съестных припасов, выскочили на палубу, сцепились и единым комом покатились в воду. Такого я никогда не видел.

– Никогда, – подтвердили остальные.

– Я в этих местах сколько раз бывал, – выступил Уолкер, – и в это самое время. Здесь должно быть черным–черно от перелетной синьги, да и тюленей не счесть. А посмотрите–ка?

– Вы вчера вечером на небо глядели, мистер Баллистер? – спросил Джелвин.

– Нет, – сконфузился я.

Вчера вечером я так нагрузился в компании молчаливого учителя, что не смог подняться на палубу. Даже сейчас мигрень ломила мне череп.

Турнепс в сердцах плюнул.

– Куда этот дьявол затащил нас?

– Дьявол – верное слово, – прибавил флегматик Стевен.

Каждый что–то прибавил без всякого проку и толку. Я принял неожиданное решение.

– Послушайте, Джелвин. Я, понятно, здесь капитан, это так, но не стыжусь признаться перед всеми, что вы самый толковый человек на борту и моряк, каких мало.

Джелвин иронически улыбнулся.

– И что же?

– Полагаю, вам известно побольше нашего.

– Нет, – ответил он откровенно. – Вот брат Тук – другое дело. Как я уже говорил, он чувствует некоторые вещи, хотя и не может их объяснить. Он, если можно так выразиться, слышит запах опасности. Говори, брат Тук.

– Легко сказать, говори. Что–то стягивается вокруг нас, что–то… хуже смерти.

Мы в ужасе переглянулись.

– Школьный учитель, – брат Тук понизил голос, – к этому причастен.

Я не удержался и схватил Джелвина за руку.

– Джелвин, у меня не хватит духу! Пойдите к нему вы. Сейчас.

– Хорошо.

Он спустился. Мы услышали стук в каюту школьного учителя. Еще стук. Потом дверь скрипнула.

Через минуту Джелвин поднялся. Он был бледен и растерян.

– Его там нет… Обыщите шхуну. Здесь далеко не спрячешься.

Мы обшарили судно, потом вернулись на палубу и воззрились друг на друга с тоскливым недоумением. Школьный учитель исчез.

* * *

Когда спустилась ночь, Джелвин сделал мне знак подняться на палубу и указал на

топсель грот–мачты.

От изумления у меня голова пошла кругом.

Море – пенистое и рокочущее – объяло невиданное небо. Наши глаза тщетно рыскали в поисках знакомых созвездий. Новые конфигурации новых звезд слабо мерцали в серебристых изломах ужасающей черной бездны.

– Господи Иисусе! Где мы? Тяжелые облака заволакивали небо.

Так, пожалуй, лучше, – холодно сказал Джелвин. – Не стоит им видеть всего этого. Где мы? Откуда мне знать. Дадим машине задний ход. А впрочем, какой смысл, мистер Баллистер? Я стиснул ладонями голову.

– Уже два дня компас бездействует.

– Знаю.

– Но где мы, где?

Джелвин позволил себе усмехнуться.

– Успокойтесь, мистер Баллистер. Вы капитан, не забывайте. Куда нас занесло? Понятия не имею. Могу лишь выдвинуть гипотезу – этим ученым словом часто оправдывают фантазии самые невероятные.

– Говорите. Предпочитаю услышать любую дьявольщину, только не распроклятое «понятия не имею».

– Похоже, мы заплыли в другую перспективу бытия. Вы сейчас поймете, что я хочу сказать, так как смыслите в математике. Наш обычный трехмерный мир потерян для нас, а этот я могу определить как мир энного измерения. Неубедительно, отвлеченно, скажете вы. А что еще придумаешь? Если бы, к примеру, с помощью какой–либо магии или неведомой науки нас перенесло на Марс, Юпитер или даже Альдебаран, это не помешало бы нам увидеть знакомые созвездия в некоторых регионах неба.

– Но солнце… – прервал я.

– Подобие, совпадение в бесконечности, эквивалентная звезда, возможно. Впрочем, все это предположения, банальности, пустые слова. И поскольку в этом чужом мире мы сможем так же хорошо умереть, как и в нашем, не вижу оснований терять хладнокровие.

Тут я обозлился окончательно.

– Умереть! Черта с два! Я буду драться за свою шкуру.

– С кем? – спросил он насмешливо. Потом прибавил:

– Брат Тук говорил, что нас окружают вещи похуже смерти. И знаете, его мнением не следует пренебрегать в минуту опасности.

Я вернулся к его теории:

– Итак, энное измерение…

– Ради Бога, – поморщился он, – не придавайте особого значения моей гипотезе. Я только хотел сказать следующее: ничто не доказывает, что творение замкнуто в наших трех вульгарных измерениях. Так же, как мы не замечаем существ идеально плоских, живущих в поверхности, или, допустим, линеарных, так же точно нас не замечают обитатели четвертого измерения. У меня сейчас нет настроения, мистер Баллистер, читать вам лекцию по гипергеометрии, но совершенно ясно, что мы способны иметь некоторое представление о пространствах, отличных от нашего. Возьмите сновидения, где нечто единое непонятным образом сочетает настоящее с прошлым и, возможно, будущим. Или структура атома… Нет ничего абсурдного в гипотезе существования инородных пространств, где жизнь образует головокружительные и таинственные формации.