Майне либе Лизхен
Шрифт:
Конечно, никто не обратил внимания на очень пожилую даму, дремавшую на веранде в компании толстого полосатого кота. Рядом с ней, не видная со двора, стояла коляска для двойняшек, которую время от времени Ба покачивала ногой. В коляске уже начинались возня и попискивание, пока тихое, и Ба успокаивающе помахала Жене в ответ, что означало: не волнуйся, продержимся без крика и визга до конца экскурсии. Ничего,
– Да вы мои хорошие, – тихо заворковала Ба, и кот, возмущенно передернув спиной, отвернулся – ревновал. – Давайте еще погуляем, мама скоро закончит и придет, мама у нас хорошая, мама нас любит… О, а вот и баба Галя к нам идет! Какой сюрприз…
К беседке, ковыляя, шла Галина – в модном брючном костюме и шляпке в тон, в руках она держала сумку из крокодиловой кожи, в ушах и на пальце весело взблескивали бриллианты. От нее крепко пахло духами, и кот, неодобрительно чихнув, убрался из беседки – приятную компанию Ба и, так уж и быть, близнецов он предпочитал всем прочим.
– Ути-пути, золотые, сладенькие, какие холесенькие! – еще на подходе заголосила Галина, и Ба предостерегающе прижала палец к губам.
Плюхнувшись на скамейку возле Ба, Галина первым делом сбросила тесные туфли, содрала подследники, с наслаждением пошевелила занемевшими пальцами и перевела дух. Потом заглянула в коляску, расплылась в широченной улыбке и спросила шепотом:
– Который проснулся-то? Эдик? Или Лизка? Хоть бы вы как их пометили, что ли! Голубым и розовым. Чего они у вас одинаковые-то?
– Не Эдик, а Эрнст, – без особой надежды на успех поправила Ба. – Я тебе уже сто раз говорила. Могла бы уже запомнить. – Галина хмыкнула, но промолчала. – Эрнст еще спит. А возится Лиза.
– А папочки нет? А мамочка где? А ты как справляешься? – затараторила Галина. – Пустовалов где? Слушай, Лизавета, я тут подумала, это сколько же стоит вот эта веранда, где мы с тобой сидим, если на той выставке – помнишь, мы осенью ходили? – Паша мне его картину за сумасшедшие деньги купил, это нам еще со скидкой по старой
Галина тяжело вздохнула. Ба с интересом смотрела на Лизу, которая, скосив глаза на спящего брата, пыталась ухватить его за нос, но уже в который раз промахивалась, сердилась, и, похоже, собиралась зареветь.
– Ты смотри, какая упорная! – восхитилась Галина, тоже понаблюдав за процессом. – Вся в тебя, Лизавета. Завидую я тебе. Да… а твои-то хороши! Повесили двух младенцев на старуху девяноста лет и разбежались по своим делам.
– Тьфу на тебя, Галина, – несердито сказала Ба. – Восемьдесят девять мне. Когда будет девяносто, тебя первой позову на день рождения. Я еще до ста доживу, вон и Эрнста с Лизой в школу провожу. В тридцать седьмую, немецкую, тут как раз недалеко – через дорогу.
– С тебя станется, – не стала возражать Галина и опять отчего-то вздохнула. – Ты ведь ненормальная, Лизавета, если уж что себе в голову вобьешь…
– Ладно тебе ворчать. Смотри, закат красивый какой, будто нарисованный. Алексею понравилось бы. И дом, как на картинке – помнишь, он мне подарил? Хороший вечер. – Ба улыбнулась, мягко отводя Лизину руку, которая опасно приблизилась к намеченной цели. – Так хочется, чтобы он не кончался подольше…