Майор Барбара
Шрифт:
Андершафт. Так скажи, пожалуйста, что же правит Англией?
Стивен. Характер, папа, характер.
Андершафт. Чей характер? Твой или мой?
Стивен. Не ваш и не мой, а лучшие свойства английского национального характера.
Андершафт. Стивен, я нашел для тебя профессию. Ты прирожденный журналист. Для начала я куплю тебе высоконравственное еженедельное обозрение. Вот!
Прежде чем Стивен успевает ответить, входят Сара, Барбара, Ломэкс и Казенс, одетые для прогулки. Барбара подходит к окну и выглядывает на улицу. Казенс направляется к креслу. Ломэкс остается возле
Сара. Подите оденьтесь, мама. Коляска ждет.
Андершафт. Здравствуй, милая. Добрый день, мистер Ломэкс.
Ломэкс (скороговоркой). Как поживаете?
Андершафт (Казенсу). Ну, а вы, Еврипид, как чувствуете себя после вчерашнего?
Казенс. Как нельзя лучше.
Андершафт. Вот это хорошо. (Барбаре.)Итак, ты едешь смотреть мою фабрику смерти и разрушения, Барбара?
Барбара (у окна). Вы же видели вчера мою фабрику спасения. Я обещала нанести вам ответный визит.
Ломэкс (делает шаг вперед и останавливается между Сарой и Андершафтом). Вот увидите, что это потрясающе интересно. Я был в Вулиджском арсенале, и прямо замечательно, до чего чувствуешь себя в безопасности. Как подумаешь, сколько этих молодчиков мы можем ухлопать, если дело дойдет до драки. (Андершафту, неожиданно переходя на торжественный тон.)А все же для вас это должно быть прямо ужасно, то есть с религиозной точки зрения. Годы ваши уже не молодые, знаете ли, и все такое.
Сара. Папа, ведь вас не сердит идиотизм Чолли?
Ломэкс (разом теряясь). Ну, знаете ли!
Андершафт. Мистер Ломэкс смотрит на дело весьма здраво, моя милая.
Ломэкс. Вот, вот. Я ничего такого не хотел сказать, уверяю вас.
Сара. Ты едешь с нами, Стивен?
Стивен. Я, видишь ли, очень занят... э-э... (Великодушно.)Впрочем, я, пожалуй, поеду. То есть если для меня найдется место.
Андершафт. Я могу взять двоих в маленькую машину, она у меня на испытании для военных целей. Элегантной ее назвать нельзя, она еще не крашена. Зато ни одна пуля ее не пробьет.
Ломэкс (в ужасе от мысли предстать перед Уилтон-креснт в некрашеной машине). Ну, знаете ли!
Сара. Благодарю вас, я поеду в коляске. Барбаре все равно, в какой машине ее увидят.
Ломэкс. Послушайте-ка, Долли, вам ведь все равно, что эта машина такое пугало? Потому что, если вам не все равно, я, так и быть, поеду в ней... А лучше бы...
Казенс. Я поеду в машине.
Ломэкс. Спасибо, старина. Пойдем, сокровище мое. (Спешит выйти, чтобы занять место в коляске.)
Сара идет за ним.
Казенс (угрюмо подходит к письменному столу леди Бритомарт. Барбаре). Зачем мы с вами едем в этот производственный цех преисподней, спрашиваю я себя?
Барбара. Я всегда думала, что это что-то вроде подземелья, где грешники с черными лицами мешают кочергой дымный огонь, а мой отец командует ими и мучит их. Это так и
Андершафт (шокированный). Милая моя! Это безукоризненно чистый и красивый городок на склоне холма!
Казенс. С методистской часовней? О, скажите, что там есть методистская часовня!
Андершафт. Там их две: одна для тех, кто попроще, а другая для более сложных натур. Есть даже Этическое общество, но оно не пользуется успехом, потому что все мои рабочие очень религиозны. Они против того, чтобы в цехах взрывчатых веществ присутствовали агностики, — они считают, что это небезопасно.
Казенс. Однако они не против нас.
Барбара. Они делают все, что ты прикажешь?
Андершафт. Я им никогда ничего не приказываю. Я с ними разговариваю в таком роде: «Ну, Джонс, малыш здоров? И миссис Джонс хорошо себя чувствует?» — «Очень хорошо, благодарю вас, сэр». Вот и все.
Казенс. Но ведь Джонса нужно держать в руках. Как вы поддерживаете дисциплину среди ваших рабочих?
Андершафт. Я в это не вмешиваюсь. Они сами ее поддерживают. Джонс не потерпит, чтоб его подчиненный бунтовал, не потерпит, чтоб миссис Джонс была на равной ноге с женой рабочего, который получает на четыре шиллинга меньше, чем он сам. В принципе все они против меня, разумеется. На практике каждый из них распоряжается тем, кто стоит ниже. Я никогда с ними не связываюсь. Я вообще не командую. Не командую даже Лейзерсом. Я говорю, что то-то и то-то нужно сделать, но никому не отдаю приказаний. Заметьте, я не говорю, что приказания вообще не отдаются, что никто никем не помыкает, никто не командует. Рабочие помыкают учениками и командуют ими, слесари третируют метельщиков, мастера командуют и теми и другими, техники придираются и к рабочим и к мастерам, инженеры — к техникам, заведующие цехами изводят инженеров, а конторщики ходят в цилиндрах и с молитвенниками и поддерживают хороший тон, отказываясь общаться с кем бы то ни было. В результате — колоссальная прибыль, которую получаю я.
Казенс (в возмущении). Вы, в самом деле... Ну то, что я вчера говорил!
Барбара. Что он вчера говорил?
Андершафт. Это неважно, милая. Он думает, что я сделал тебя несчастной. Разве это правда?
Барбара. Неужели вы думаете, что я могу быть счастливой в этом глупом платье? Я, которая носила мундир? Неужели вы не понимаете, что вы со мной сделали? Вчера в моих руках была душа человека. Я вывела его на путь истинный, обратила к богу. А когда мы взяли ваши деньги, он вернулся к пьянству и неверию. (Страстно и убежденно.)Нет, я никогда вам этого не прощу. Если б у меня был ребенок и вы убили бы его вашим порохом, если б вы расстреляли Долли из ваших отвратительных пушек, я могла бы вас простить, для того чтобы мое прощение открыло вам врата рая. Но отнять у меня человеческую душу и превратить ее в волчью! Это хуже убийства.
Андершафт. Неужели моя дочь так легко приходит в отчаяние? Разве можно поразить человека в сердце так, чтобы в сердце не осталось следа?
Барбара (лицо ее проясняется). Да, вы правы, Билл теперь не может погибнуть. Где же была моя вера?
Казенc. О хитрый, хитрый дьявол!
Барбара. Может быть, вы и дьявол, но бог иногда говорит вашими устами. (Берет руки отца и целует их.)Вы вернули мне мое счастье; я чувствую его где-то в глубине души, хотя дух мой и неспокоен.