Майский цветок

Бласко Висенте Ибаньес

Несмотря на узы крови, мать и дочь жили въ глухой вражд и сходились только въ одномъ: въ ненависти и презрніи къ мужчинамъ. Лодка, дававшая имъ убжище, служила имъ какъ бы обсерваторіей, откуда он, въ качеств строгихъ судей, наблюдали за всмъ, что происходило въ двухъ родственныхъ семьяхъ.

– Мужчины! вотъ ужъ настоящіе гады! – Синья Тона произносила это, искоса поглядывая на портретъ стражника, какъ бы царившій въ кухн. – Да, вс мужчины – подлецы, которыхъ стоило бы повсить, да жалко веревки!

А Росета, съ яснымъ взоромъ своихъ прозрачныхъ и большихъ зеленыхъ глазъ, одноцвтныхъ съ моремъ, взглядомъ двы, которая все знаетъ и уже ни передъ чмъ не ужасается, отвчала тихо и задумчиво:

– Кто изъ нихъ не подлецъ,

тотъ дуракъ, какъ у насъ Ректоръ.

III

Хотя день былъ зимній, солнце жгло такъ сильно, что Ректоръ и Антоніо на взморь забрались въ тнь старой лодки, лежавшей на песк: «успютъ еще спалить себ кожу, когда выйдутъ въ море».

Они бесдовали медленно, точно усыпляемые блескомъ и зноемъ взморья. Какой роскошный день! He врилось, что приближалась Страстная недля, пора внезапныхъ дождей и вихрей. Небо, залитое свтомъ, казалось бловатымъ; серебряные обрывки облаковъ плыли по небу, какъ прихотливо брошенные клочья пны; а съ нагртаго моря поднимался влажный туманъ, который обволакивалъ дальніе предметы и длалъ ихъ очертанія дрожащими.

Взморье отдыхало. Бычій Дворъ, гд, въ стойлахъ, пережевывали жвачку громадные волы, употребляемые для выволакиванія лодокъ изъ воды, своею красною крышею и массивностью квадратной постройки съ синими рамками входовъ господствовалъ надъ длинными рядами вытащенныхъ лодокъ, изъ которыхъ на берегу составился цлый городъ съ улицами и переулками, нчто врод лагеря грековъ героическаго періода, – тхъ временъ, когда биремы служили воинамъ вмсто окоповъ.

Латинскія мачты, граціозно склоненныя къ кормамъ, своими толстыми, тупыми концами напоминали копья, лишенныя наконечниковъ; просмоленные канаты, перекрещиваясь, казались ліанами въ этомъ лсу мачтъ; подъ защитой тяжелыхъ парусовъ, въ вид палатокъ расположенныхъ на палубахъ, возилось цлое населеніе людей-амфибій, съ красными, голыми ногами и въ шапкахъ, нахлобученныхъ до ушей: кто чинилъ сти, кто мшалъ въ жаровн, на которой кипла вкусная уха; а въ жгучемъ песк тонули пузатыя ладьи, окрашенныя въ блую или синюю краску и похожія на брюха морскихъ чудовищъ, сладострастно растянувшихся на солнц.

Въ этомъ импровизированномъ город, которому, пожалуй, съ наступленіемъ сумерокъ предстояло исчезнуть и разсяться по безпредльности синяго горизонта, царили порядокъ и симметрія, достойные современнаго правильно-построеннаго города.

Первый рядъ, подступавшій къ самымъ волнамъ, которыя расплывались узорами по песку, состоялъ изъ легкихъ лодокъ для ловли болантиномъ [7] , маленькихъ и изящныхъ суденышекъ, казавшихся хорошенькими дтьми большихъ барокъ для «ловли быками», которыя составляли второй рядъ, расположенныя парами равной высоты и одинаковаго цвта. Третій и послдній рядъ занимали ветераны моря, старыя лодки съ развороченными боками, сквозь черныя щели которыхъ видны были ихъ полусгнившіе остовы; своимъ печальнымъ видомъ он напоминали несчастныхъ клячъ, предназначенныхъ для боя съ быками, и казались погруженными въ раздумье о неблагодарности людей, безжалостно покидающихъ старость.

Развшанныя на мачтахъ для просушки, красноватыя сти волнообразно двигались по втру вмст съ фланелевыми рубашками и панталонами изъ желтой байеты (толстая шерстяная матерія, которая въ старину фабриковалась больше всего въ Сеговіи); надъ этими великолпными украшеніями летали чайки, точно пьяныя отъ солнца, описывая круги до тхъ поръ, пока не опускались на минуту на спокойное, сро-зеленое море, которое лишь слегка зыбилось, какъ бы вспыхивая мстами подъ полуденнымъ солнцемъ.

Ректоръ говорилъ о состояніи неба, осматривая море и сушу своими желтоватыми глазами, напоминавшими смирнаго быка. Онъ слдилъ взглядомъ за островерхими парусами, которые выдлялись на зеленовато-срой линіи горизонта, точно крылья голубокъ, слетвшихъ туда напиться; потомъ онъ глядлъ на берегъ,

который загибался, чтобы образовать заливъ, окаймленный пятнами зелени и блыхъ деревушекъ; смотрлъ на холмы Пунга, громадныя опухоли на этомъ низкомъ берегу, который море заливаетъ въ минуты гнва, – на Сагунтскій замокъ, укрпленія котораго волнообразно охватываютъ длинную гору цвта жженаго сахара, a co стороны суши – на зубчатую цпь, замыкающую горизонтъ и застывшую волною краснаго гранита, языки которой какъ будто лижутъ небо.

Хорошая погода наступила; это утверждалъ Ректоръ, а въ Кабаньял было извстно, что въ такихъ предсказаніяхъ онъ былъ столь же непогршимъ, какъ его бывшій хозяинъ, дядя Борраска. На будущей недл, пожалуй, подуетъ раза два, но дло кончится пустяками; и надо благодарить Бога, такъ скоро пославшаго конецъ бурной пор, чтобы дать честнымъ людямъ безопасно добыть себ хлба,

Паскуало говорилъ медленно, пожевывая свою черную жвачку изъ контрабанднаго табаку и подчиняясь величавому безмолвію взморья. Порою надъ тихимъ плескомъ спокойной воды поднимался далекій голосъ двочки, и этотъ голосъ, какъ бы выходя изъ подъ земли, затягивалъ псню съ однообразнымъ припвомъ; или протяжно раздавалась: «Эй – ну!.. Эй – ну!..» матросовъ, тянувшихъ мачту въ тактъ этому сонному восклицанію; или растрепанныя женщины съ лодокъ сорочьими криками созывали къ обду «кошекъ», забравшихся въ стойла смотрть воловъ. Тяжелые молотки конопатчиковъ били съ правильною непрерывностью. Но вс эти звуки тонули въ торжественномъ поко воздуха, пронизаннаго солнцемъ, въ которомъ звуки и предметы заволакивались какимъ-то свтозарнымъ и фантастическимъ туманомъ.

Антоніо глядлъ на брата вопросительно, ожидая, чтобы тотъ, со свойственною ему невозмутимою флегмою, изложилъ свой планъ.

Наконецъ, Ректоръ объяснился, высказавъ дло въ двухъ словахъ. Ему надоло добывать деньги такъ медленно и захотлось попытать счастья, какъ длаютъ другіе. На мор всмъ хватитъ хлба, только однимъ онъ достается черный, цною обильнаго пота, тогда какъ другіе умютъ захватить его побольше и повкусне, если у нихъ хватаетъ духа на рискъ. Понялъ-ли это Антоніо?

He дожидаясь отвта, онъ всталъ и пошелъ къ носу старой барки, чтобы взглянуть, не подслушиваетъ ли кто съ той стороны.

Нтъ, тамъ никого не оказалось. Взморье было пустынно. He замчалось ни души на всемъ обширномъ пространств этого берега, гд лтомъ ставятся будки для купальщиковъ изъ Валенсіи. Совсмъ вдали, близъ гавани, торчалъ лсъ мачтъ, вяли флаги, виднлись красныя и черныя трубы, путаница рей и подъемные краны, похожіе на вислицы.

Левантинскій молъ вытягивался въ море, точно циклопическая стна изъ красноватыхъ плитъ, разбросанныхъ землетрясеніемъ и потомъ слпившихся, какъ попало. За нимъ кучею высились строенія Грао, большіе дома съ магазинами, экспортными конторами, пароходными агентствами, банками, мняльными лавками – всею аристократіею порта; затмъ глаза по прямой линіи встрчали длинный рядъ крышъ Каньямелара, Кабаньяля, Французскаго Мыса [8] , – длинный рядъ разноцвтныхъ построекъ, становившихся все меньше по мр удаленія отъ порта: съ одной стороны находились многоэтажныя дачи съ кокетливыми башенками, а съ другого края, примыкавшаго къ равнин, – блыя мазанки, соломенныя кровли которыхъ сползли набокъ отъ низовыхъ втровъ.

Убдившись, что нтъ свидтелей, Ректоръ вернулся и слъ рядомъ съ братомъ.

Этотъ планъ вбила ему въ голову жена и, хорошенько обдумавъ, онъ нашелъ его осуществимымъ. Предполагалось създить на «тотъ берегъ», въ Алжиръ, какъ бы перейти на другой тротуаръ синей и подвижной улицы, столь знакомой рыбакамъ. Но хать-то слдовало не за рыбой, которой не всегда ловишь, сколько хочешь, а за табачной контрабандой, чтобы набить лодку до бортовъ тмъ превосходнымъ табакомъ, который зовутъ «Цвтомъ мая». «Ахъ, Господи Боже! вотъ это – дло! Ихъ покойный отецъ не разъ такъ искушалъ судьбу. Что думаетъ объ этомъ Антоніо»?