Шрифт:
Коллегам по перу посвящается
Писать не мог, но писать мог, не мог он не писать.
Бродячий философ-ритор
Вот же раньше писали! Пером и чернилами по
Современный писатель, знай себе, стучит по клавиатуре с огромной скоростью, и то ленится: нет вдохновения у него видите ли! Зачастую такой писатель в последний раз от руки писал что-то более менее удобоваримое еще в школе. С тех пор ничего длиннее своего адреса, да кем выдан паспорт в почтовом бланке. Писатель! Но я же не их этих, то есть не из тех. Я – классический русский писатель, возродитель русской изящной словесности как-никак. А в этом деле без пера и чернил никак не обойтись. Закравшиеся хитрые мысли о шариковой ручке были мною решительно отвергнуты как малодушие и вот я уже иду в канцелярский магазин. Там с видом знатока, с писательским апломбом, выбираю перьевую ручку, покупаю чернила и непременно отдельную чернильницу. С греющим душу чувством, что русская литература уже возрождена как минимум на наполовину и её триумф не за горами, я возвращаюсь домой.
Не откладывая в дальний ящик, я, с подъемом душевных чувств, тут же принимаюсь за дело. Быстро решаю, что великий русский роман, пожалуй, напишу как-нибудь в другой раз, а сейчас довольно будет и небольшого рассказа. Сначала нужно приноровиться к новому инструменту, вы же понимаете.
Перо, скрипя и царапая бумагу, начало выводить первые
Погода стояла чудеснейшая: теплая солнечная весна, какой давно не бывало в наших краях. Я открыл окно в ожидании, что весёлый ветер разметает все на столе, но нет, ветра не было и приятная весенняя свежесть робко начало заполнять комнату.
Спустя энное количество времени рассказ был готов и я посередине плотного листа бумаги, каллиграфическим шрифтом, вернее шрифтом, который я считал каллиграфическим, вывел его Название « МЕЧТЫ» и ниже шрифтом поменьше слово «Рассказ». Я было довольно откинулся на спинку стула как вдруг в комнату с громким жужжанием влетело нечто. Оно вальяжно подлетело к столу и нераздумывая плюхнулось прямо в чернильницу. Гостя я узнал мгновенно: растопырив крылья и активно размахивая во все стороны лапками, огромный майский жук отчаянно греб к краю чернильницы. Вот он уже пытается зацепиться за бортик, но раз за разом плашмя падает обратно в чернила. Я великодушно подталкиваю его кончиком пера под пигидий, он благополучно переваливается через бортик и шлепается прямиком на титульный лист, ставя жирную кляксу. «Вот же ш ты засранец!» думаю я, «excusez-moi, monsieur, je suis ivre» [1] словно отвечает мне жук, складывая лапки.
Конец ознакомительного фрагмента.