Майя
Шрифт:
– Отависа!
– Отависа! Отависа! – послышались отовсюду громкие выкрики.
– Мельтирея! – завопил другой юноша, швырнув на подоконник свою подушку.
Ему вторил нестройный хор голосов.
Молодые люди друг за другом подходили к окну, выкрикивали женские имена: Отависа, Мельтирея, Никтентия, Пансикая… Гора подушек на подоконнике росла. Одна из невольниц Кембри, стройная лапанка с длинными темными волосами, отмечала их число мелом на столе.
Мериса, часто дыша, что-то одобрительно пробормотала, а потом ахнула:
– Восемнадцать!
– Отависа! – крикнул Эльвер-ка-Виррион, забросил
– Ага, теперь ей победа обеспечена! – заявила Мериса, глядя на Майю. – Жаль, нам с тобой не судьба. Теревинфия этого никогда не допустит.
– А что происходит? – недоуменно спросила Майя.
– Как что? Выбирают королеву керы! – пояснила Мериса. – Понимаешь, число подушек ограниченно – на празднестве дождей их всегда пятьдесят, – а потом тянут жребий, кто их швырять будет. Какая девушка больше всех подушек наберет, та и будет королевой керы.
– Шерна?
– Ой, Майя, ты такая глупышка! Кера – занятие не для шерны. Королева керы – из рабынь, ей в награду достанется тысяча мельдов. А может, и вольную дадут, представляешь? Если бы я у Хан-Глата осталась, может, и мне бы повезло. Хан-Глат своих невольниц приятелям уступает, у его наложниц всегда есть возможность связями обзавестись и прославиться. Ох, я из-за тебя счет потеряла. Равана, сколько уже там? – обратилась она к одной из рабынь.
– Двадцать одна за Отавису, – ответила девушка. – Надеюсь, ей повезет. Знаешь, она мне в прошлом году сорок мельдов ссудила, а потом долг простила.
Через несколько минут со всех сторон послышались восторженные восклицания – стало ясно, что Отависа набрала необходимое число подушек. Две невольницы взобрались на широкий подоконник и разложили подушки ровным слоем. Гомон стих. В луче света возникла красавица в серебристо-сером одеянии, расшитом снопами, которую Майя заметила на лестнице. Девушка счастливо улыбалась, в глазах блестели слезы. Под крики толпы и звон кубков Отависа распростерла руки в приветствии, потом легко оперлась ладонями о подоконник, кувыркнулась, будто лист на ветру, и уселась в оконном проеме лицом к гостям. Музыка зазвучала громче, ритм ее ускорился. Отависа медленно распустила завязки у горла и, непринужденно поведя плечами, высвободилась из одеяния, которое серым облаком легло ей на бедра. Затем она вытянула стройную ногу, и широкоплечий юноша в облегающих кожаных штанах бережно снял с нее сандалию.
– Ох, это же Спельта-Нард! – восхищенно прошептала Мериса. – А я-то все гадала, кого она выберет ради такого случая.
– А кто это? – спросила Майя.
– Вообще-то, он раб, но очень знаменитый, – объяснила белишбанка. – Лучший егерь Эльвер-ка-Вирриона. Говорят, жены Леопардов от него без ума.
Обнаженная Отависа медленно встала, оттолкнув смятое одеяние ногой. Тонкая ткань, чуть слышно зашуршав, слетела на пол. По зале прокатилась волна изумленных вздохов. Девушка с улыбкой протянула руку, помогла юноше взобраться в оконный проем, опустилась на колени в позе, традиционной для начала керы, и ловко раздела своего спутника.
Когда Оккула объяснила, что такое кера, Майя поначалу преисполнилась отвращения, представив, что их с Таррином заставляют на глазах у всех заниматься сугубо личным делом. Теперь же, глядя на представление, она осознала свою ошибку:
Чуть погодя стало ясно, что возбужденным зрителям примеры больше не нужны. В полумраке пиршественной залы мужчины нежились в объятиях своих спутниц и ласкали невольниц, не обращая внимания на соседей, которые занимались тем же. Отовсюду слышались вздохи, стоны и экстатические восклицания, иногда – шутливый протест. Отависа и егерь незаметно соскользнули с подоконника и, подобрав одежду, тихонько удалились.
– Да ну их всех! – неожиданно вскричала Мериса, вскакивая с места так резко, что Майя испуганно вздрогнула. – Я что, не женщина, что ли?!
Она стремительно распустила завязки у шеи, расстегнула пояс и торопливо скинула одеяние с плеч. Мериса, хмельная и распаленная недавним представлением, была похожа на увядающий, но все еще прекрасный цветок. Золотые браслеты поблескивали на гибком обнаженном теле, подчеркивая его жадную напряженность. «Так вот что сводило с ума путников на тракте из Хёрла в Дарай, – восхищенно подумала Майя. – Вот почему тризат пожалел Мерису…»
– Майя, присмотри за вещами, – надменно велела белишбанская рабыня. – Я скоро вернусь.
Она подняла с пола свой наряд, с маниакальной аккуратностью сложила его, швырнула на пузо верховного советника, соскочила с помоста и затерялась в полумраке пиршественной залы, которая напомнила Майе озеро Серрелинда бурной ночью – смутное колышущееся пространство, наполненное плеском волн и криками невидимых птиц.
«В танце такого не было…» – мысленно вздохнула она, осторожно сняла брошенный Мерисой наряд с огромного брюха Сенчо и вздрогнула: чья-то рука легла ей на плечо.
Майя обернулась и с облегчением перевела дух – к ней подошел Эльвер-ка-Виррион. Юноша был без спутников и, как ни странно, вполне трезв. Майя почтительно приложила ладонь ко лбу:
– Мой повелитель, я…
Эльвер-ка-Виррион, не говоря ни слова, решительно притянул ее к себе и поцеловал.
– Я не повелитель, – сказал он. – Я обычный мужчина, сраженный твоей красотой. Прекраснее тебя нет никого на свете. Я увидел тебя на Халькурниле, и в тот же миг ты покорила мое сердце. Молю тебя, отдайся мне, сделай меня самым счастливым мужчиной в Бекле!
Майя растерянно отшатнулась, напуганная пылкостью юноши. Эльвер-ка-Виррион со страстным восторгом глядел на нее, но в ушах Майи звучало грозное предупреждение Оккулы.