Мазергала

Рогожин Григорий

— Господин Грозник, — не поднимая глаз, неожиданно для всех вдруг заговорила, до этого скромно молчавшая Нира. — Господин Грозник, но здесь собрались не все гости вашего дома. Вы, извиняюсь, забыли про Лукана. Ведь вы сами сказали, что его можно будет увидеть сегодня вечером. А сейчас, посмотрите, — Нира показала рукой на окно, — уже смеркается!

Грозник поставил свой бокал обратно на стол.

— Да, госпожа Нира, вы абсолютно правы, я как-то позабыл о том, что Лукана уже можно разбудить. Ему, конечно, не повредит, если он проспит ещё несколько часов, но если вы непременно хотите видеть его здесь прямо сейчас, то я немедленно разбужу его.

Грозник направился к двери, бросив на ходу стоящим вокруг

стола гостям:

— Прошу меня извинить. Я сейчас вернусь.

Гости, поставив бокалы обратно на стол, уселись на диваны.

Покосившись на девушку, лицо которой порозовело от смущения, словно она совершила сейчас какой-то плохой поступок, Георгий подумал: "Ей все эти разговоры были в тягость. Она лишь хочет сейчас своего друга, хочет убедиться в том, что с ним действительно всё в порядке. Ведь Лукан ей — как второй отец...".

Георгий посмотрел на окно, стёкла которого были настолько чисты, что, казалось, их и не было вовсе, и заметил, что на фоне потемневшего неба соседние дома с их островерхими крышами стали похожи на громадных сказочных чудовищ, которые как будто бы медленно наступали на дом волшебника тесным строем, постепенно смыкая кольцо. На Ваах опустился тихий весенний вечер...

Альберт тем временем спросил Забредягина о том, как тому удалось за сравнительно короткое время стать боцманом на торговом судне. Забредягин, разведя руками, ответил, что всему виной стал шторм, о котором рассказал доктор Кристис.

— Перед тем, как начался этот кошмар, — сказал Александр Григорьевич. — Я уже был зачислен в команду матросов. Надо же было как-то оплачивать свой проезд и своё спасение, как-никак это был торговый корабль, а дармоеды там не нужны. Я выполнял там самую "чёрную" работу, но меня это нисколько не смущало. Я упивался силой и гибкостью своего помолодевшего, и исцелённого от всех недугов тела, и мне было просто-напросто наплевать, что делать, и чем заниматься, лишь бы ежесекундно ощущать игру мускулов и совсем забытое мною ощущение легкости во всем теле, о котором совсем не задумываешься в молодости, и которое в старости уходит незаметно, словно песок, струящийся сквозь пальцы. Я был сильнее, чем любой из членов команды этого, посланного мне судьбой, корабля. Когда начался шторм, боцмана и помощника капитана смыло за борт. Капитан, оставшись один, уже не мог скоординировать действий своих матросов. Экипажем овладела паника и тогда мне опять же, волею судьбы, представилась возможность проявить свои управленческие способности. Я не боялся этого шторма, не боялся, может потому, что терять мне было нечего. Пришлось орать на команду, даже пускать в ход кулаки для того, чтобы поднять в людях боевой дух. Короче, мы вовремя срубили все мачты и только благодаря этому остались живы. В этом шторме мы потеряли одну треть экипажа, и когда всё закончилось, команда, во главе с капитаном, единодушно выбрала меня боцманом. У простых грубых людей порой легче получить признание, чем у власть предержащих и хотя я и не большой знаток морского дела, но отец, в детстве, преподал мне азы управления небольшой парусной лодкой и может ещё благодаря этому, я сейчас сижу перед вами, целый и невредимый... — он замолчал, задумчиво покачивая головой, и добавил:

— Я всегда любил море. Моё детство прошло на его берегу. Именно поэтому мне будет жаль расстаться с этой удивительной страной — Мазергалой. В детстве я мечтал стать моряком и сейчас понимаю, что мечта моя сбылась, а научная работа над эффектом телепортации... Нет — это не моё, и я ни за что не буду теперь заниматься наукой, даже если мне удастся благополучно вернуться в Россию!

Александр Григорьевич умолк, поджав губы и опустив глаза. Сидевшие за столом люди, молчали. Слова учёного, оказавшегося перед проблемой выбора, решение которой хоть и было очевидным, но разрушало его мечту, затронула, разбудило

в душах всех присутствующих далёкие воспоминания о своём детстве, о своих надеждах, мечтах, планах, многим из которых не суждено было сбыться.

Георгия вновь "накрыло с головой" гложущее чувство тоски по своему дому. В этот момент он решил, что после возвращения в Россию, не будет больше заниматься, успевшим уже опостылеть, ремонтом квартир, а постарается найти для себя настоящее серьёзное дело, которое будет приносить пользу и окружающим людям и лично ему самому. Месяц, проведённый в Мазергале, стал для Георгия отличной школой выживания и сейчас он всерьёз задумался о том, что всё то, чему он научился в этом мире, может пригодиться и там, в России. Например, можно будет устроиться на работу в службу спасения. "А почему бы мне не стать спасателем? Пожалуй, я смогу справиться с этой работой. Отличная мысль!".

В это время дверь кабинета отворилась, и вошли Грозник и Лукан. Свободный Охотник немного прихрамывал. Белый Маг предложил ему присесть на свободное место, рядом с доктором Кристисом. Лукан, вздохнув, медленно опустился на диван, вытянув вперёд правую ногу. Он посмотрел на всех собравшихся в кабинете людей одним глазом (другая половина его лица была по-прежнему закрыта куском материи), сказал:

— Приветствую всех! О-о-о, мои друзья, — произнёс Свободный Охотник, обращаясь к Георгию и Нире. — вы не представляете себе, что я пережил за последние дни! Я рад, что господин Грозник нашёл вас и, наконец, мы снова вместе! Кстати, Нира, а как там мои псы? Они здесь, в Ваахе?

— Две твоих собаки погибли в Полосе Дождя, мои тоже. А о двух оставшихся позаботился господин Грозник, — ответила Нира, лицо которой выражало неописуемый восторг, испытываемый её оттого, что она вновь видит сейчас перед собой своего старого друга — Лукана. — Господин Белый Маг отдал Бонзо и Лекта, а также твои сани Свободным Охотникам из долины реки Делии. Это они шли впереди нас, и если бы не Полоса Дождя, мы бы нагнали их.

— Спасибо, что позаботились о моих псах, господин Грозник, — поблагодарил Лукан Белого Мага, слегка склонив свою большую голову.

— Ну, что ж, — произнёс волшебник. — Теперь, когда абсолютно все в сборе, я вновь предлагаю поднять бокалы за эту чудесную встречу! Здесь сегодня собрались очень разные люди, но самое главное, что, несмотря на все, выпавшие на их долю лишения и беды, они все же остались людьми, не потеряли, так сказать человеческий облик, а скорее, наоборот, стали чище, добрее и рассудительнее... Итак, за встречу и за вечное добро, которое сильнее всякого зла! Поверьте мне, уж я — то знаю...

Все вновь поднялись со своих мест, кроме Лукана, которому еще тяжело было держаться на ногах. Доктор Кристис услужливо наполнил бокал, появившийся перед Луканом, от чего половина лица Свободного Охотника и без того непрестанно улыбающаяся, тут же осветилась всеми оттенками благодарности за этот, незначительный, на первый взгляд, жест искренней вежливости.

Георгий предложил по русскому обычаю "чокнуться" и мазергалийцы немедленно согласились. Звон хрусталя и сама обстановка в кабинете Белого Мага, почему-то напомнили Георгию празднование Нового Года. Он тут же хотел сказать об этом Альберту, но, заметив, что его друг вновь принялся "ворковать" с Нирой, всячески за нею ухаживая, решил промолчать...

Между гостями завязался оживленный разговор. Мазергалийское вино было хоть и не очень крепким, но, как заметил Георгий, хорошо и быстро поднимало настроение, "развязывало языки" и способствовало тому, что уже через несколько минут, совершенно незнакомые друг с другом люди стали непринужденно беседовать друг с другом, рассказывать истории из своей жизни и интересоваться подробностями тех обстоятельств, благодаря которым, все они сегодня оказались за одним столом в доме Белого Мага.