Меч ангелов
Шрифт:
Старый монах покивал головой, а потом отвернулся и исчез за дверями, находившимися за рабочим столом канцеляриста. Я вздохнул и вышел на коридор, где меня уже ожидал послушник, дабы указать мне дорогу к келье.
Меня ожидала тяжёлая ночь, которую я намеревался посвятить написанию доклада, как и был обязан. Я не сомневался, что рано или поздно меня ожидает справедливое наказание, но я знал, что приму его с соответствующим повиновением, преисполненный тоскливой радостью и страхом Божьим. Я осмеливался лишь иметь надежду, что Святой Официум позволит мне искупить вину и поручит мне выследить Ульрика Лёбе, чтобы потом привести его на допрос
Я использовал своё влияние, чтобы поместить Илону в штаб-квартире хезского Инквизиториума, теоретически, чтобы она могла свидетельствовать о поведении своего отца, а на практике потому, что ей попросту некуда было идти. Тем не менее, такое положение дел не могло продолжаться вечно. Инквизиториум не ночлежка, где можно отдохнуть и переждать плохие времена.
С дочкой Лёбе я встретился в боковом крыле здания Святого Официума, в небольшой комнатке, которую ей выделили. Когда я вошёл, она сидела на кровати, грустная и бледная, уставившись невидящим взглядом в рассеянный свет дня, который падал из небольшого узкого окошка.
– Здравствуй, Илона, - сказал я.
Она повернулась ко мне, и я заметил, что страшные переживания высекли на этом красивом лице, чуть ниже глаз, глубокие морщины. О, любезные мои, не поймите меня неправильно. Илона была по-прежнему прекрасна, но красотой женщины, а не невинной девушки, лишённой забот и проблем.
– Здравствуйте, – вымолвила она бесцветным голосом.
– Я ведь должна буду отсюда уйти, правда?
– Да, моя дорогая, - сказал я. – С этим я ничего не смогу поделать. У тебя есть какая-нибудь родня?
– Нет, я уже вам говорила.
– Она пожала плечами.
– Моя мать умерла при родах, братьев отца чума взяла... У меня был только он. А теперь у меня есть только то, что здесь.
– Она посмотрела в сторону грифонов, вырезанных на сундуке, стоящем в углу комнаты.
– Украшения? Ценности? Посуда?
– Немного платьев.
– Она покачала головой.
– Немного безделушек. Может быть, хватит на несколько месяцев скромной жизни. Риттер советует мне поехать в столицу. – Она немного оживилась.
– Он решил порекомендовать меня своим друзьям. Может быть, я смогу играть?
– Это тяжкий хлеб, Илона, - сказал я.
– Тем более, если начинать без друзей и денег.
– Он сделал мне предложение, вы знаете, мастер? – Она улыбнулась мимолётной улыбкой, лишенной, однако весёлости.
– О!
– Сказал я только, ибо начал уважать мастера Риттера сильнее, чем прежде.
– И что ты ответила, если мне можно спросить?
– Я не люблю его, - сказала она просто.
– Он... только друг.
– Мне неприятно это говорить, Илона, но если мы поймаем твоего отца, и если он будет осуждён Святым Официумом, что, даст Бог, скоро случится, то всё его состояние будет конфисковано Инквизиториумом. Таков закон.
– Я знаю, - ответила она...
Она подняла на меня глаза, полные слёз.
– Почему он так со мной? – спросила она.
– Ведь я так сильно его любила. Я думала, что он заботится обо мне, переживает за меня. А была лишь словно свинья, которую нужно откармливать
– Это верно, - ответил я, поскольку не собирался её утешать.
– Но ты должна теперь научиться жить с этой мыслью. Если мы не можем чего-то изменить, мы должны с этим смириться. А прошлого, со всей определённостью, изменять мы не умеем.
– Вы найдёте его? – Спросила она, глядя теперь куда-то поверх моей головы.
– Конечно, - ответил я.
– Не сегодня, так завтра, не в следующем месяце, так через два или через год. Официум терпелив и настойчив...
– Когда вы его найдёте... Просто спросите... почему...
Я кивнул, но откровенно говоря, мне не нужно было разговаривать с Лёбе, чтобы ответить на этот вопрос. Люди всегда жаждали бессмертия или хотя бы долгой жизни. Молодости, жизненных сил, богатства. И этой тщете бренного существования посвящали бессмертную душу. Они были достойны не только осуждения, но также, а может и прежде всего, жалости. Осуждение лежало в руках Всемогущего Господа, мы же могли предложить им лишь жалость и отправить их к престолу Господню дорогой необъятной, но полной любви боли.
– Я рассуждал, что мог бы для тебя сделать, - сказал я медленно.
– И пришло мне в голову определённое решение.
– Какое? – Она посмотрела на меня без тени заинтересованности.
– Я знаю одну добрую женщину, она содержит дом, в котором можно встретить богатых купцов и дворян. Я думаю, что мог бы порекомендовать тебя ей...
– И что я буду делать?
– Привлекательно выглядеть, умно разговаривать, пить вино, флиртовать…
– Вы говорите о дома свиданий!
– Она недоверчиво посмотрела в мои глаза и вдруг заплакала.
– Вы действительно хотите такой участи для меня? Неужели я ничего не стою в ваших глазах? Может и так, - она продолжала рыдать, - потому что и в моих собственных я ничего не значу.
Я обнял её и придержал, потому что она сильно рванулась.
– Дитя, - сказал я.
– Выслушай меня, прежде чем осуждать. Действительно, это дом свиданий, но тебя не вынудят делать ничего против твоей воли. Пойми, ты будешь приманкой для гостей. Красивая, способная, привлекательная, когда-то богатая девушка, которую собственный отец лишил наследства и хотел убить. Тебе нельзя упоминать о том, что ты узнала во время допросов, но ведь мы можем обронить словцо кое-где, чтобы подкрепить человеческое любопытство. Будут платить чистым золотом, чтобы только лишь с тобой поговорить и приобрести надежду, что разговор принесёт более щедрый урожай.
Она замерла в моих руках, и только рыдала в мою шею. Я ощущал её тёплое дыхание и слёзы.
– Через месяц, однако, мы отправимся с визитом, который, надеюсь, принесёт тебе много пользы. Поверь мне.
– Инквизитору?
– Прошептала она в мою шею.
– Ну, уж если Господь наш мог доверять мытарям и блудницам...
– ответил я.
Тамила была женщиной не первой молодости, и, наверное, миновало уже несколько лет со времени, когда ей минуло тридцать. Однако на её лице не затёрлась девичья привлекательность, может только возвращение её занимало теперь каждое утро немного больше времени, чем прежде. Кроме того, у неё было не только красивое лицо, но и прекрасное тело. Прелести которого, как и пристало почтенной владелице известного дома свиданий, она не меняла на звонкие динары.