Меч Белогора
Шрифт:
Вот такой расклад, как говорится.
Все эти соображения и предчувствия последовательно проносились в моих мыслях до тех пор, пока «газик», в последний раз жалобно взвизгнув тормозами, не остановился у металлических дверей 16-го отдела милиции.
Мы приехали.
Видимо, в здании шёл ремонт, всюду валялись доски, мешки с цементом, строительный мусор.
Теперь надо готовиться испытать на себе весь ассортимент «прессинговых» мероприятий, который обязательно применит ко мне доблестный борец с преступностью, дознаватель Петухов. Я бы добавил, глухой дознаватель Петухов. Неужели
Ладно, бесполезно мусолить эти простые вопросы. Посмотрим, что мне приготовила наша карательная система в лице умышленно глухого следователя.
Выйдя из машины, я первым делом спросил, обращаясь к милиционерам
– Могу я позвонить своему адвокату?
Вопрос их искренне развеселил. Майор добродушно ответил
– Тебе здесь не Америка, не суетись! Всё будет, и адвокат, и камера, и срок. Всё твоё. Сколько заслужил, столько и получишь.
Пока меня ничем не удивили...
Внутри здания у меня без лишних слов отобрали паспорт и сотовый телефон, затем впихнули в маленькую камеру с каким-то спящим бомжом. Очень грязным и вонючим.
Бомж скорчился на полу тесной клетушки и мирно спал, источая вокруг тошнотворные миазмы. Дышать было тяжело. Я и представить себе не мог, что в мире может существовать подобная вонь. Меня слегка затошнило. В кармане брюк нашёлся платок, и я попытался дышать через него. Стало чуть полегче. Интересно, сколько я так протяну?
Как я понял, прессинг на меня, пока в самой лёгкой форме, уже начался…
Каждые 10-15 минут мимо камеры будто бы невзначай проходил со страшно занятым видом следователь Петухов и косился своим петушиным глазом на меня, дескать, не дозрел ли для разговора по душам?
Видимо, я, по его мнению, не дозрел, потому что продолжал оставаться в камере.
Только где-то через час, замок в клетке щёлкнул и здоровенный сержант, привычно зажимая нос, велел мне выйти. Покидая камеру, я мимолётно почувствовал жалость к рядовым «труженикам органов», которым, вероятно, частенько приходится вынужденно общаться вот с таким вонючим контингентом. Неприятные издержки профессии…
В небольшой комнатушке, куда меня привели, находились обшарпанный письменный стол, пара стульев и древний книжный шкаф без стёкол. На его полках валялись кипы каких-то папок, бумаг, бланков.
За столом сидел следователь Петухов.
Для полноты воспроизведения картины «допроса в застенках НКВД» не хватало«правильного» освещения и стенографистки с пишущей машинкой. Лампа, направленная в лицо подозреваемому тоже отсутствовала, как и классический подвальный полумрак в подобного рода сценах.
В раскрытое окно, сквозь железную решётку, бил яркий полуденный свет весеннего солнца. Снаружи жужжали и иногда по дурости залетали в казённое помещение пчёлы и гудящие, как летающие танки, неповоротливые майские жуки. Однако, насекомые быстро разбирались, что попали совсем не туда, куда надо и, облетев несколько раз комнату с крашеными серой масляной краской стенами, наполненную затхлым стоячим воздухом с запахами гниющего деревянного пола, олифы и старой бумаги, находили
Последовать за ними я не мог, поэтому уселся на стул без приглашения и со скукой стал ждать развития событий.
В принципе, сценарий, который меня ожидал, был изначально ясен. Последовательный прессинг со всё более грубым и прямолинейным давлением. С тем, чтобы используя все «наработки» неофициальных отечественных технологий дознания, любым способом меня сломать, запугать и заставить написать «чистосердечное признание». После чего появятся реальные основания для возбуждения уголовного дела со всеми вытекающими последствиями. Это только в кино следователи раскрывают преступления, используя добытые реальные улики, мощный интеллект, дедуктивный метод и неотразимую логику. В жизни чаще всё иначе…
Петухов сидел за столом и что-то писал. Ждал, когда я начну нервничать и проявлять признаки беспокойства.
Не дождался.
Поднял голову и посмотрел на меня выцветшими бледно-голубыми глазами. Оскалился. Вокруг белков рассыпалась сеточка набухших мелких кровеносных сосудов, из-за чего взгляд майора наводил на воспоминания о персонажах из романов о вампирах. На лице появилась ехидная всезнающая улыбка, профессиональный атрибут многоопытного работника Системы, искусно и расчётливо загоняющего жертву в подготовленную «хитроумную» ловушку, чтобы выпить из человека всю кровь, тьфу, то есть, выдавить по каплям всю интересующую информацию.
Петухов пододвинул ко мне листок бумаги и ручку
– Пишите.
– Что писать?
– Пока объяснительную, каким образом вещи Любимовой оказались в вашей квартире. Но лучше было бы для вас, - следователь выделил последние слова, - если бы вы честно сознались, почему убили вашего редактора, где девушка и что вы с ней сделали. Она ведь пока так и не пришла, как вы обещали.
– Придёт. Думаю, уже скоро. И это покажет, что вы зря тратили и моё, и своё время.
Взгляд у Петухова стал злобным, колючим и многообещающим. Он прищурил один глаз и сквозь зубы процедил
– Не забывайте, что по закону, мы имеем право задержать вас на трое суток. А за это время, уж будьте уверены, улики найдутся. Я добьюсь открытия уголовного дела, но на поблажки тогда не рассчитывайте. Никакой явки с повинной уже не будет.
Я улыбнулся
– Так вы что, предлагаете мне оговорить себя и дать ложные показания? Я правильно вас понял?
– Не умничайте, - раздражённо бросил Петухов, - и не стройте из себя невинного младенца. Я много таких видел…
Я не смог удержаться, чтобы не подкузьмить этого упёртого самодура
– Да-да, вы говорили. Они давно уже все лес валят.
Петухов зло сверкнул глазами, но промолчал и опять принялся писать что-то мелким неразборчивым почерком на очередном бланке. Сделал вид, что очень занят.
Наверное, вот так и «шьются» дела фигурантам, подобным мне.
Ну что ж, придётся действовать по уставу местного монастыря. Моя задача – тянуть время и дожидаться, когда Оля приедет от Маршавина ко мне домой, прочитает записку и явится самолично в 16-й отдел милиции. Тогда при появлении исчезнувшего «тела» меня будут вынуждены немедленно отпустить.