Меч без рукояти
Шрифт:
– А почему ты думал, что мне что-то грозит? – поразился Байхин.
– Тебя не удивило, что у городских ворот ни души, сами ворота заперты, а стражники на стене мечут “двойную шестерку”? Нет? А ты вон туда посмотри. – И Хэсситай указал рукой на белоснежный флаг с черной слезой. – Ты ведь сам говорил: смертная тоска – штука заразная. В городе эпидемия, Байхин.
Стучать в ворота пришлось довольно долго. Очевидно, стражники не могли поверить, что кто-то по доброй воле решился войти в город, и принимали настойчивый стук за дальний отзвук небольшого горного обвала. Выведенный из терпения Байхин собирался было заорать
Молодые стражники, встретившие путников за воротами, являли собой печальное зрелище. Смертная тоска не миновала их и не помиловала. Постнолицые, пустоглазые и недвижные, словно покинутые ветром флюгера… у Байхина стеснилось в груди при виде этих парней, еще недавно наверняка шумливых и хамоватых, а ныне благопристойно безвольных. И только при взгляде на их командира, дородного, зычного и щеголеватого, как полковой барабан, у Байхина немного полегчало на душе.
– Кто такие? – поинтересовался он, недоверчиво оглядывая вновь прибывших. Голос его звучал властно и нетерпеливо. То ли болезнь пощадила бывшего вояку, то ли у него хватило силы духа справиться с ней, но покорностью он не отличался.
– Купцы, – сообщил Хэсситай прежде, чем Байхин успел встрять в разговор.
Командир стражников вновь придирчиво воззрился на обоих киэн. Хэсситай выдержал его взгляд с неколебимой твердостью, даже не смигнув. Байхин изо всех сил постарался сдержать охватившее его изумление.
– Ну-ну, – пробормотал командир с нарождающимся интересом, помолчал немного и обернулся к своим подчиненным. – Ступайте обратно.
Получив приказ, стражники задвигались, лица их приобрели некоторую осмысленность. Распоряжение было явно не из обычных – и все же стражники подчинились ему без единого слова. С нерассуждающей покорностью тряпичных кукол четыре стражника вернулись на гребень городской стены, заняли свои прежние места и взялись за прерванную игру. Они метали кости и фишки с таким скрупулезным бесстрастием, с каким, должно быть, в иные времена маршировали на плацу во время строевых учений. Ни азартных восклицаний, ни малейшего проблеска интереса в глазах, ни даже служебного рвения… несмотря на жару, мороз по коже драл от этого зрелища.
Командир вперился в них с тоскливым безнадежным бешенством во взгляде. Казалось, в глубине души он вопреки всякой очевидности надеется, что один из этих парней встанет, с нехорошей ухмылочкой подойдет и двинет начальство по морде. Похоже, его умонастроение передалось Байхину, и тот уставился на играющих стражников, мысленно заклиная всех известных ему Богов откликнуться на невысказанное пожелание командира. Однако чуда не произошло. Командир устало отвел глаза от городской стены, беззвучно выругался и вновь обернулся к путникам.
– Купцы, говорите? – переспросил он, глядя почему-то не на Хэсситая, а на Байхина.
– Купцы, – с выразительной усмешкой подтвердил Хэсситай. – И товар у нас для здешних мест редкостный.
– Что правда, то правда, – с непонятной для Байхина интонацией произнес командир. – Вот что, купцы… ступайте вдоль стены до базарной площади, за мясным рядом сверните направо и идите до третьего перекрестка.
– А что там? – осторожно
– Городская больница, – ответил командир стражи. – Там ваш товар с превеликой охотой возьмут… верно, господа купцы?
И, помедлив немного, соединил сжатые кулаки на уровне груди и надломился в поклоне.
Байхин даже малость опешил. Воины подобным образом приветствуют только воинов… а в эту минуту ничто – Байхин был голову готов прозакладывать – не могло подсказать командиру стражников, кем был Хэсситай до того, как принялся увеселять народ на площадях. Воинский поклон, да еще с опущенным долу взглядом – такую честь оказывают лишь величайшим воителям из величайших, уходящим на тяжкую битву. Неужто командир стражников каким-то непостижимым чутьем угадал в Хэсситае бывшего воина? Да, но отправил он мнимых купцов никак не в казармы, а в городскую больницу… есть от чего помутиться в рассудке!
– Благодарствуем за совет, – негромко ответил Хэсситай и глубоко, неспешно поклонился.
– Надеюсь, вы за свой товар не слишком дорого берете? – с внезапной озабоченностью спросил стражник.
– С меня скорей продешевить станется, – ответил Хэсситай, блеснув зубами в мгновенной улыбке.
Они-то с командиром явно поняли друг друга. Зато Байхин хотя старался уразуметь, что произошло между этими двоими, с таким тщанием, что мир вокруг него вскоре приобрел неприятную предобморочную отчетливость, – но так ничего и не понял. Возможно, он бы еще долго стоял и таращился на загадочного стражника, но тут Хэсситай решительно повлек его за собой, и Байхину волей-неволей пришлось оставить свои размышления.
– Почему ты назвался купцом? – полюбопытствовал он, следуя за Хэсситаем вдоль стены мимо зарослей пыльного ободранного жасмина.
– Потому что киэн в этой стране под запретом, – понизив голос, объяснил Хэсситай. – А купец – ремесло не хуже всякого другого.
– Похоже, тот стражник твоим словам не особо и поверил, – ухмыльнулся Байхин.
– Совсем не поверил, – кивнул Хэсситай. – Раз уж он отправил нас в больницу…
– А при чем тут больница? – удивился Байхин.
– При том, что он сразу сообразил, кто мы такие, – неохотно ответил Хэсситай. – Крепко я оплошал, ничего не скажешь.
– При чем тут ты? Он ведь на меня смотрел…
– Именно что на тебя, – вздохнул Хэсситай. – Вот, полюбуйся. – Он вынул из привесного кошеля маленькое зеркальце и протянул его Байхину.
Байхин с любопытством заглянул в зеркальце, но ничего особенного там не узрел. Физиономия как физиономия. Худощавая, загорелая… на лбу широкая полоса чуть посветлей остальной кожи – след от головной повязки… на правой щеке небольшая царапина… нет, решительно непонятно.
Завидев, с каким недоумением Байхин смотрится в зеркало, Хэсситай снова вздохнул и согнутым пальцем ткнул ученика в лоб.
– Те купцы, что побогаче, головных повязок не носят, – пояснил он, – а те, что победней, – не снимают. Да и вообще снимать повязку со знаком ремесла и сословия ни одному человеку нужды нет. Разве только такому, чье ремесло следует скрывать. Мой загар куда постарше моего нынешнего ремесла… и незаметно, надел я повязку или снял. А ты по площадям загорел даже и под слоем краски. Повязку снял, а след у тебя на лбу остался. У тебя в самом прямом смысле на лице написано, кто ты есть такой. Ну да оно и к лучшему вышло.