Меч дьявола
Шрифт:
– Послезавтра я впервые в жизни отправлюсь в поход с другими воинами. Прошлым летом отец дал мне новое копье и щит. Теперь у меня будет возможность проверить, насколько они хороши.
Его глаза сверкнули, отразив свет очага. Беобранду было вполне понятно волнение этого воина.
Пока Тондберкт рассказывал Беобранду о своем новом оружии и о том, как он испробует его в предстоящей битве, Беобранд стал разглядывать сидящих за столами здоровенных воинов. Их здесь собралось человек пятьдесят, не меньше. Целое войско. Если Эдвин сможет собрать еще больше с близлежащих деревень
Беобранд дожевал кусок хлеба, который он обмакнул в мясной соус, перед тем как запихнуть себе в рот. Затем он запил его глотком медовухи. Тепло помещения и медовуха действовали на него расслабляюще. Он чувствовал, как уходит напряжение, накопившееся в его мышцах за время путешествия по морю.
Перед его мысленным взором стали хаотически мелькать события последних месяцев. Он снова пережил смерть Эдиты. Затем он похоронил Реду и мать в один и тот же день. Все трое умерли в течение недели. Отец меж тем оставался здоровым и сильным. Юношу после этого стали терзать сомнения, а не проклял ли кто-нибудь его, Беобранда.
Он нахмурился и уставился на пламя очага. Может, огонь испепелит терзающие его неприятные воспоминания? Беобранду не хотелось думать о прошлом. Не хотелось думать о том, что случилось.
И о том, что он сделал.
А сделал он вот что – сжег свой дом и отправился на север в поисках новой жизни.
Беобранд повернулся к Тондберкту, добравшемуся уже до середины своего рассказа об одном из сыновей короля – Осфрите. Тот, похоже, был великим охотником, поскольку прошлым летом в одиночку одолел медведя. Непрерывная болтовня уже казалась Беобранду утомительной, а потому он прервал Тондберкта вопросом:
– Ты знаешь, где мой брат?
Тондберкт растерянно захлопал ресницами, тщетно пытаясь понять, какое отношение имеет этот вопрос к тому, о чем он сейчас рассказывал.
– Ну, это зависит от того, кто он, этот твой брат, – наконец ответил он с улыбкой. Его, похоже, ничуть не обидело то, что его перебили.
– Его зовут Окта. Он немного выше меня. У него очень светлые волосы, почти белые.
Тондберкт открыл было рот, чтобы ответить, но потом, видимо, передумал и снова закрыл его. Он посмотрел вниз, на свои ладони, а затем сделал большой глоток из рога с медовухой. Беобранду невольно подумалось, что с его братом, наверное, произошло что-то ужасное, раз уж болтливый Тондберкт вдруг стал нем как рыба.
– Что случилось? – спросил Беобранд.
Тондберкт сидел с таким видом, как будто не хотел ничего отвечать. Затем, несколько секунд спустя, он вдруг выпалил:
– Окта умер!
Беобранду эти слова показались какой-то бредовой фантазией.
– Что? Нет, не может быть… Я… – Он запнулся.
Однако выражение лица Тондберкта говорило ему, что никакая это не фантазия. Лицо у Тондберкта стало пепельно-серым: он, казалось, сам пришел в ужас от того известия, которое только что сообщил Беобранду.
– Мне жаль, – сказал Тондберкт.
Он выпил еще медовухи.
– А как он умер? – Беобранд с трудом выдавил эту фразу через ком, подступивший к горлу.
Тондберкт потупил взор.
– Как он умер? – повторил свой вопрос Беобранд, повышая голос.
Тондберкт посмотрел прямо в голубые глаза Беобранда. На какой-то миг Беобранду показалось, что Тондберкт сейчас не выдержит его пристального взгляда и выбежит из зала. Однако несколькими мгновениями позже тот сделал глубокий вдох и тихо произнес:
– Он покончил с собой.
Его слова потонули в общем гуле зала. Сидящие вокруг Беобранда и Тондберкта люди бурно пировали. Беобранд и Тондберкт были своего рода островком тишины посреди океана шума. А еще они походили на тень облака, падающую на ячменное поле в ветреный летний день.
– Что?
Тондберкт тяжело сглотнул и повторил уже погромче:
– Он покончил с собой.
– Каким образом? И почему?
Тондберкт снова сглотнул, а затем прокашлялся. Беобранд пристально смотрел на него, с нетерпением ожидая ответа. Ему очень хотелось узнать, почему его брат, ради встречи с которым он путешествовал вдоль всего Альбиона, покончил с собой. Тондберкт, который, похоже, уже смирился со своей – неожиданной для него – ролью человека, сообщающего дурные известия, ответил:
– Он прыгнул со стены. На скалы.
Голова у Беобранда пошла кругом. Он не мог собраться с мыслями. Они стали похожими на листья, подхваченные штормовым ветром. Это был какой-то нелепый кошмар. Эдита, Реда и мать умерли от чумы. Отец затем тоже умер. А теперь еще и Окта.
– Почему?
Произнеся это слово, он затем повторил его, сам толком не зная, к кому обращается с этим вопросом – к Тондберкту или к богам.
– Ее возлюбленную нашли убитой. Возможно, он…
Голос Тондберкта стих.
Однако Беобранд уже и не хотел ничего слушать. Он стремительно поднялся, но вдруг почувствовал слабость и едва не поперхнулся наполовину пережеванным куском мяса, оставшимся во рту. Откуда-то из глубины его тела полились целые потоки невыносимой боли. Слезы обожгли глаза. И ему не хотелось, чтобы чужие люди видели, как он плачет.
Тондберкт тоже встал, но не сказал больше ничего.
Беобранд, в свою очередь, не мог произнести ни слова. Его горло сжалось, дыхание стало прерывистым. Глаза наполнились слезами, взор затуманился. Ему было необходимо срочно выйти из этого помещения. Он повернулся и, едва не споткнувшись о скамью, вышел из зала, пошатываясь.
Едва он нырнул в темноту за входной дверью, как на него набросились холодный ветер и дождь.
«Умерли! Они все умерли!»
По мере того как он удалялся от входной двери, все гуще становилась окружающая темнота. Он мог разглядеть факелы, мерцающие на крепостной стене там, где находились стражники, но ему сейчас хотелось держаться вдали от любопытных глаз. Хотелось остаться наедине со своим горем. Он направился к какому-то большому зданию, вокруг которого было так же темно, как в могильном холме. Здание это оказалось конюшней. Он открыл ворота и зашел внутрь.