Меч эльфов. Рыцарь из рода Других

Хеннен Бернхард

Эльфийские рыцари

Олловейн хромал. Правая нога болела нещадно. Морвенна была хорошей целительницей. Он знал, что снова будет здоров. Но кое о чем она умолчала. Она не лишала пациентов боли. Мастер меча не умел колдовать, но знал о магии. Он знал, что истинные целители разделяют боль больных и раненых, принимая ее в себя. Этого Морвенна не делала. Она была другой… Она ведь была дочерью Алатайи. Но его нога снова будет здоровой. Это самое главное! Ему повезло, что его нога еще была в петле каната, когда он упал. Иначе он рухнул бы прямо в огненную пасть башни. Обломки камня, подброшенные взрывом, угодили ему в спину. Нога вывернулась, связки перекрутились, мышцы

потянуло. Но через какое-то время все это заживет.

Олловейн с горечью смотрел на свой флот. Вероятно, он никогда больше не выйдет из гавани. Паруса уже были спущены. Скоро разберут и мачты. Крепко пришвартованные суда стояли на внешнем рейде Вахан Калида. Большинство орлов улетели на север. Спустя годы они, наконец, вернутся в свои гнезда на Голове Альва. Битва состоялась. Не так, как представлял мастер меча. Он чувствовал себя обманутым Эмерелль! Лишь впоследствии эльф узнал, что она хотела найти и убить тех рыцарей ордена, которые унаследовали дар Гийома. И он был полководцем королевы! Как Эмерель могла послать его в битву, не посвятив в свои планы?

Олловейн подавил в себе голос Фальраха. Фальрах был его темной стороной. Он понимал королеву. И даже, что гораздо хуже, поощрял ее интриги и уловки. И он был частью его.

Мастер меча знал, что должен уйти. Прочь из Вахан Калида. Прочь из Альвенмарка. И в первую очередь — прочь от Эмерелль. Если он будет и дальше идти на компромиссы, он потеряет самого себя. Тогда вернется Фальрах…

— Как дела, хромоножка?

К нему по палубе шел Фенрил. Некоторые хольды, сворачивавшие такелаж, бросили работу и украдкой покосились на него. Им было любопытно посмотреть на то, как отреагирует мастер меча на такое неуважение.

Олловейн улыбнулся, приписывая такое обращение своеобразному орлиному юмору. Раньше Фенрилу никогда не пришло бы в голову обратиться к нему как к «хромоножке».

— Твои рыцари ждут тебя, мастер меча.

— Неужели кто-то еще остался? Я думал, они тоже вернулись домой, как и орлы. Мы выполнили свой долг. Эмерелль больше не нуждается в эльфийских рыцарях.

Фенрил издал странный писк.

— Знаешь, что тебе нужно? Прокатиться на орле. Тебе нужно подняться высоко в облака, чтобы твоя голова снова стала ясной, а угол зрения — широким. Запереться в каюте и заботиться о своей ноге — это плохо для твоей души и твоего сердца. Ты должен быть со своими рыцарями! Поверь нашему совету! Некоторым гораздо хуже, чем тебе. Но никто из них не прячется!

Олловейн не хотел ничего слушать.

— Эльфийские рыцари, такие, как они есть сейчас (с кобольдами и орлами, даже с цветочными феями в их рядах!), существовали только потому, что должны были выполнить королевский приказ. Теперь все изменится. Парочка останется в личной гвардии королевы. Я в их число не войду.

Фенрил внимательно посмотрел на эльфа. Это был взгляд хищной птицы. Взгляд орла, который уже в следующий миг рухнет из туч, чтобы забить зайца.

— Мы говорим сейчас только за себя! — Фенрил приложил руку к груди. — Думаешь, мы сражались и страдали ради Эмерелль? Или ради Альвенмарка? Мы делали это ради тебя. Потому что все смотрят на тебя. Твои рыцари хотят быть такими, как ты, Олловейн. И они пойдут туда же, куда и ты. Кроме, может быть, Тирану. — Он издал резкий смешок. — Он понял, что с нами он всегда будет лишь в тени твоих крыльев. Вернулся назад к своим Жнецам, в Друсну. Там он может командовать своей стаей как захочет. Мы не скучаем.

Уже довольно давно Фенрил приобрел привычку говорить о себе «мы». Это немного сбивало с толку. Олловейн никак не мог разобраться, когда князь говорит обо всех рыцарях, а когда лишь о себе. Мастер меча был рад, что Тирану ушел. Прежде чем покинуть Вахан Калид, князь пришел к Олловейну,

когда тот был еще прикован к ложу, и попросил разрешения забрать своих людей с собой. Пробыл Тирану недолго. Олловейн никогда не будет любить его. Но приходилось признать, что князь Ланголлиона — хороший полководец. Без него они потеряли бы, вероятно, вдвое больше воинов.

— Я размышляю над тем, чтобы сопровождать девочку во Фьордландию. Можешь собрать всех оставшихся рыцарей здесь, на главной палубе, в сумерках? Я поговорю с ними. И буду честен с тобой. Я думал о том, чтобы уйти одному.

Фенрил одарил его сдержанной ухмылкой хищной птицы.

— Если ты уйдешь, эльфийские рыцари лишатся своего сердца. А без сердца существовать не может ничто. Но если они перестанут существовать, то мы будем свободны и сможем идти туда, куда захотим. Я бы очень удивился, если бы среди нас не оказалось эльфов, ощущающих непонятную потребность совершить длительную экскурсию во Фьордладию.

Его слова пролили бальзам на душу Олловейна, хотя он и не подал виду.

— Прежде чем ты примешь решение, ты должен узнать, почему я ухожу. Если ты не можешь уйти по той же причине, то будет лучше, если ты останешься. Я чувствую вину за то, что мы забрали Гисхильду. Вернее было бы сказать: похитили, потому что именно это и произошло. Мы разочаровали ее тогда, когда были нужны ей больше всего. А когда она наконец-то начала устраиваться в новой жизни и обрела там счастье, появились мы. Мы разрушили все, и оставили ей так же мало вариантов для выбора, как и рыцари ордена, когда украли ее из Друсны. Я ощущаю вину по отношению к ней. И хочу ее загладить. Я знаю, что во Фьордландии ее встретят не с распростертыми объятиями. Там правят ярлы, а не ее мать. Роксанна слишком слаба. Настоящая власть находится в руках благородных. И многие из них не захотят расстаться с этой властью и склонить голову перед девочкой, которая сначала еще должна доказать, что она — именно та, за кого себя выдает. А потом ей придется доказывать, что в душе она не стала приверженцем церкви Тьюреда. Гисхильде может понадобиться любая помощь, когда она вернется во Фьордландию. Не будем обманывать себя. Родины у нее больше нет. Ее не было слишком долго, и слишком много случилось с тех пор. — Он пристально посмотрел на Фенрила. — Если она допустит хотя бы одну-единственную ошибку, то народ будет видеть в ней предательницу, а не законную королеву.

Возвращение домой

Гисхильда въехала в ворота. Стоял ранний зимний вечер. Ледяной ветер пронизывал девушку до костей. Она вроде подготовилась к этому и надела теплую одежду, но в жарких мангровых зарослях она потела, и теперь ледяной холод казался еще более жестоким.

Принцесса глубоко вздохнула. Крупная кобылица нетерпеливо пританцовывала на месте. Черная, на лбу белое пятно в форме звезды, она была самой красивой лошадью, которую когда-либо доводилось видеть Гисхильде. Девушка дала ей имя, которое обычно шептал ей на ухо Люк в их самые нежные мгновения: Полярная звезда.

Гисхильда успокаивающе погладила лошадь по шее. Позади принцессы в ворота въезжал кортеж. Эльфийские рыцари и кобольды, кентавры, цветочные феи, несколько троллей и даже три черноспинных орла прилетели с ней. Все они были экипированы мастерами королевы. Никогда еще у человека не было такой роскошной свиты! На серебряных доспехах эльфов сверкали драгоценные камни величиной с голубиное яйцо. Плечи троллей украшал мех снежных львов, а на головах у них вместо шлемов были надеты черепа хищников. Гисхильда подозревала, что Брандакс хотел посмеяться над троллями: он набросил себе на плечи мех вшивой домашней кошки, ужасно сочетавшийся с дорогими и слишком яркими тканями, из которых были пошиты его брюки и камзол.