Меч и пламя
Шрифт:
– Я этого не говорила, – машинально отозвалась Адель.
– То-то же. Просто делай так, как тебе говорят, и все останется по-прежнему. Со мной ты в безопасности. Я уже дал знать своим людям, что любой негодяй, который осмелится к тебе приблизиться, тут же окажется на земле с перерезанным горлом. Но не думай, что сможешь от меня скрыться, – с угрозой добавил Джос. – Я ни днем, ни ночью не спущу с тебя глаз.
Джос сдержал слово и в тот же вечер перенес свои скудные пожитки в хижину. Адель поневоле пришлось все время держаться начеку. Ей казалось, будто она делит кров с диким животным, за которым требовалось
Каждый день Джос на долгие часы покидал лагерь вместе с самыми доверенными людьми из своего отряда – якобы для разведки окрестностей, однако Адель подозревала, что в действительности они грабили случайных путников или совершали набеги на придорожные фермы. Ни разу они не вернулись с пустыми руками. В первое время Джос утверждал, что вещи, которые появлялись в их временном жилище, были найдены им на дороге, но впоследствии он уже не утруждал себя объяснениями. Однако когда однажды он вернулся раньше обычного и привез с собой инкрустированную шахматную доску с крохотными фигурками из слоновой кости, Адель рассыпалась в благодарностях. Без сомнения, и доска, и фигурки тоже были им украдены, но все же девушка благоразумно предпочла воздержаться от вопросов.
Теперь они каждый день играли в шахматы до самых сумерек. К удивлению Адель, Джос оказался куда менее искусным игроком, чем был когда-то. Как ни странно, он не только не сердился на нее, когда она его обыгрывала, но, напротив, всячески расхваливал ее умение. Однажды Джос даже поцеловал ее руку, пытаясь изобразить из себя галантного кавалера, но стоило Адель почувствовать прикосновение его горячих губ, как по ее спине пробежала дрожь.
Иногда, когда они мирно играли в шахматы, а над их головами шелестела летняя листва, Адель с особой остротой пронзало воспоминание о давно минувших днях. Тогда ее брат был остроумным, добросердечным – иными словами, тем самым Джосом, которого она знала и любила.
– Ты никогда не рассказывал мне о своей жизни в Саммерхее, – осмелилась она спросить его однажды вечером, когда сгущавшиеся сумерки вынудили их отложить партию. – Неужели эти люди вовсе не были к тебе добры – даже на первых порах?
– Нет, – отозвался он, и лицо его омрачилось. – Сколько я себя помню, меня били каждый день, словно нашкодившего щенка. Так всегда обращаются со слугами, леди Адель. Разумеется, ты не могла об этом знать, живя у себя в замке в довольстве и неге, но именно такова участь большинства бедняков.
Неприкрытая злоба, проступавшая в его голосе, заставила ее вздрогнуть.
– Ты не можешь называть себя бедняком, а тем более слугой, Джос. – Она постаралась укротить его ярость. – Тебя содержали там в качестве заложника, только и всего. Это обычный порядок вещей. Отец полагал, что с тобой
– Что ж, в таком случае отец ошибался, – огрызнулся он, бросив на нее суровый взгляд.
Джос направился к бочонку с элем и наполнил свою кружку. Наконец он сумел побороть свой гнев и спросил у Адель, не желает ли она выпить.
– Нет, спасибо. Я лучше пойду спать, – сонным голосом отозвалась Адель.
Джос пожал плечами и направился к дверному проему, чтобы позвать служанок.
– Спокойной ночи, Адель, – произнес он уже мягче и, подойдя к ней, погладил ее по голове. – Мне очень жаль, что я оказался не таким, каким ты бы хотела меня видеть. Возможно, если бы я был другим, ты бы стала ко мне добрее, – добавил он грустно.
Адель была настолько поражена внезапной переменой в его настроении, что просто не знала, что ответить.
– Люди взрослеют, Джос. Жизнь меняет нас, и мы ничего не можем с этим поделать. – Она отвернулась прежде, чем он успел заметить слезы у нее на глазах.
Позже, лежа на своем жестком соломенном тюфяке и прислушиваясь к мерному похрапыванию служанок, Адель перебирала в памяти события минувшего вечера, и тут ее осенила внезапная догадка. Джос протянул ей кружку с элем правой рукой. Ее брат был левшой! По-видимому, его насильно заставили пользоваться правой рукой, чтобы приноровиться к остальным. Бедный Джос! Знай его родные о том, как жестоко с ним обходились, они бы обязательно приняли меры, чтобы положить этому конец. По-видимому, покойный лорд Саммерхей был настоящим чудовищем. Скорее всего она так никогда и не узнает, что еще сделали с ее братом, чтобы превратить его сердце в камень.
Слезы заструились по щекам Адель. Живые картины минувшего были для нее скорее проклятием, чем благословением. Она оплакивала маленького мальчика, увезенного за многие мили от дома и от всех, кто был ему дорог, и вынужденного терпеть бесчеловечное обращение, которое изменило его навсегда.
На следующее утро, едва очнувшись ото сна, Адель обнаружила, что внутри хижины непривычно тихо и темно. Никого из служанок рядом не оказалось, а когда она приподняла край занавески, то увидела, что Джос тоже вышел. В последнее время ей редко случалось оставаться одной.
Она лежала в полумраке на соломенном тюфяке, не испытывая большого желания встать. Однообразное течение жизни в лагере уже давно ее раздражало. Здесь никто не готовился ко сну и не приводил себя в порядок по утрам, поскольку все спали в той же самой одежде, в которой работали. Девушка, конечно, знала о том, что так принято среди низов общества, однако до сих пор не могла к этому привыкнуть. В своей прежней жизни, когда она носила льняные ночные сорочки, рубашки из хлопка и всегда имела при себе гребешок, Адель даже не отдавала себе отчета в том, насколько она была счастливой.
Глухой удар в стену хижины заставил ее сердце забиться чаще. Адель быстро поднялась со своего ложа: через открытый дверной проем она могла видеть женщин, которые таскали воду и подкладывали дрова в огонь, готовя завтрак. Чуть поодаль, за костром, сидело несколько мужчин, которые чистили конскую упряжь и затачивали клинки. Все выглядело как всегда, но Адель сразу поняла, почему спала дольше обычного. Деревья вокруг были окутаны густым туманом, и только здесь, на поляне, сквозь мрачную серую пелену пробивался робкий лучик света.