Меч и роза

Кэнхем Марша

– Что лучше для меня? – пробормотала Кэтрин и снова повернулась к окну. – Притворяться, будто я решила навестить родных, пока мой муж улаживает дела в колониях... или выдавать себя за вдову, решив раз и навсегда забыть о недавнем скандале? И то, и другое – великодушные предложения, особенно если вспомнить о поместьях... – Она прикусила губу, сдерживая прилив досады.

Еще недавно она торжествовала бы, сумев предстать перед сверстницами обладательницей несметных богатств. В ссылке, под именем Рефера Монтгомери, Алекс умудрился сколотить огромное состояние, а подобным обстоятельствам Кэтрин еще совсем недавно придавала

большое значение, особенно когда речь заходила о браке. Но теперь...

Ее рука упала на спинку стула, стоявшего рядом, пальцы коснулись отреза грубой шотландки, привезенной из замка Ахнакарри. Шотландию Кэтрин покинула в спешке, тайком, в Блэкпул прибыла в одном-единственном платье и почти целых три дня в сопровождении Алуина Маккейла бродила по лавкам Блэкпула, пытаясь хоть как-нибудь пополнить свой скудный гардероб. Шелковое платье, которое она надела сегодня вечером, выглядело роскошнее всех ее прежних нарядов, но Кэтрин с радостью отдала бы все шесть набитых одеждой новеньких сундуков за право открыто носить шотландку цветов клана Камеронов.

Мягкий желтый свет лампы упал на аметистовое кольцо, Кэтрин сжала пальцы в кулак.

– А что будешь делать ты? – спросила она Дейрдре.

– Я, мистрис?

Кэтрин нахмурилась, искоса бросив взгляд на камеристку.

– Тебе незачем возвращаться со мной в Дерби. Что толку страдать вдвоем?

На щеках Дейрдре мгновенно вспыхнули два ярких пятна.

– Куда же мне деваться, мистрис?

– Поезжай обратно. С Алуином. – В ее голосе вновь послышались слезы. – О, Дейрдре... не упускай свое счастье из-за меня. Поезжай с ним. Если он просит, вернись с ним в Шотландию.

– Он... не спрашивал об этом... – тихо выговорила Дейрдре. – И вряд ли спросит. Слишком уж он похож на мистера Камерона.

У Кэтрин задрожала нижняя губа.

– Прости, Дейрдре, что я втянула тебя в эту историю... Ирландка упрямо вскинула подбородок:

– Я служу вам уже восемь лет, мистрис. Вам ни за что не удалось бы втянуть меня в историю, если бы я этого не захотела. И сказать по правде... это же было приключение. А ведь мы могли всю жизнь провести в Дерби и не увидеть и десятую долю того, что повидали за последние несколько недель. Нет, я ни о чем не жалею, мистрис. И вам не советую.

Да разве могла Кэтрин пожалеть о безумных, наполненных страстью неделях, проведенных рядом с Александером Камероном?

Воспитанная гувернантками и слугами, привыкшая к равнодушию отца и неприязни матери, предпочитавшей не видеть живое свидетельство своего солидного возраста, Кэтрин рано узнала вкус одиночества и поняла, что одинокой можно быть даже в доме, полном людей. Каким-то чудом ей удалось смириться и привыкнуть к этому чувству. На протяжении восемнадцати лет она училась сдержанности, окружала свое сердце высокими, неприступными стенами.

Но эти стены разлетелись вдребезги в тот же миг, едва она заглянула в глаза Александера Камерона и увидела в них знакомую боль и одиночество, рвущиеся наружу. Он тоже привык сдерживать в себе чувства, избегать проявлений мягкости и уязвимости, представляющих угрозу для независимости. Два гордых, упрямых человека... Неудивительно, что их пути в конце концов пересеклись. И неудивительно, что вскоре Александер доставил Кэтрин на борт «Кроншнепа», вычеркнув ее из своей жизни.

Он дал слово, поклялся честью, что приедет за ней, когда угроза восстания минует,

но Кэтрин в это не верилось. Несколько слов, произнесенных шепотом в холодную туманную ночь, не давали ни тепла, ни утешения, ни надежды. Кэтрин знала, что все было бы по-другому, если бы Александер доверился ей и увез ее в Ахнакарри.

Но вместо этого ее отправили в Дерби, отослали к людям, до которых ей не было никакого дела, заставили надеяться и ждать дня, когда ее гордый муж-мятежник галопом примчится на вороном жеребце к воротам Роузвуд-Холла и потребует свою жену. Если он вообще приедет. Если захочет приехать. Если до сих пор дорожит ею. И если он выживет.

Когда Кэтрин покидала Шотландию, клан Камеронов готовился к войне. Сотни членов клана отозвались на призыв – пылающие кресты, которые Дональд Камерон из Лохиэла разослал по всему Лохаберу. Сотни, тысячи горцев собирались под знаменем Стюарта, поднятым в Гленфиннане. Шотландцы готовились к восстанию, и Лохиэл вместе с братьями Александером и Арчибальдом должны были оказаться в первых рядах воинов, когда наступит время сражений.

– А Алуин знает о твоих чувствах? – вдруг спросила Кэтрин, заставив Дейрдре вновь густо покраснеть.

– Что, мистрис?

– Ему известно, как ты к нему относишься? Ты уже призналась, что любишь его?

Девушка мучительно краснела, и Кэтрин поняла, что признаться в любви к Алуину Дейрдре не решается даже самой себе.

– Дейрдре, ступай к нему, – посоветовала Кэтрин. – Объясни ему все. Если понадобится, забудь о гордости... – Помедлив, она смущенно улыбнулась. – Похоже, это единственный способ затронуть сердце шотландца.

– Но... мистер Маккейл...

– Мистер Маккейл – такой же отчаянный и беспокойный человек, как мистер Камерон. Похоже, каждый день на рассвете они бросают вызов своей судьбе, а на закате радуются тому, что сумели победить ее. – И она добавила чуть тише: – Ты была права: эти приключения мы будем помнить до конца жизни. Так не упускай же лучшего из них! Иди к нему, Дейрдре! Если любишь его, так и скажи – другого шанса тебе может не представиться.

. Дейрдре послушно направилась к двери, на пороге помедлила, оглянувшись на госпожу, и заметила, как печаль затуманила прежде ясные и блестящие глаза. Кэтрин была еще совсем молода и изумительно красива; несправедливо, что на ее долю выпало столько страданий. Поначалу Дейрдре недолюбливала Александера Камерона и Алуина Маккейла и не доверяла им. Шпионы, изменники, наемники, беглецы – да разве можно положиться на таких людей? Но несколько недель назад она увидела, как Кэтрин Эшбрук превратилась из капризной девушки в пылкую и самоотверженную женщину – и это благодаря отважному горцу. Дейрдре не сомневалась, что Кэтрин и Александер созданы друг для друга. Пожалуй, теперь пора признаться, что она, Дейрдре О'Ши, навсегда отдала свое сердце Алуину Маккейлу.

Алуин переодевался в чистую сухую рубашку, когда услышал осторожный стук в дверь.

– Дейрдре! Что случилось? Неужели...

– Я пришла попрощаться с вами, сэр. Скорее всего утром мы покинем Блэкпул.

На миг он растерялся, затем вспомнил о незастегнутой рубашке, поспешно запахнул ее на груди и начал заправлять в бриджи.

– В таком случае не понимаю, что...

– Все очень просто, – решительно перебила Дейрдре. – Я хотела избавить вас от необходимости выкраивать завтра одну-две минуты, чтобы попрощаться.