Меч и щит
Шрифт:
Я молча кивнул, не уточняя, кем довожусь этому Глейву.
— Он попал к ней раненым и ослабленным, и она стала выхаживать его, оплетая одновременно сетью своих чар. Она хотела, чтобы он помог объединить стрег и валек и возродить величие туатов. Но здесь Камилла, видимо, замахнулась слишком высоко. После десятидневного плавания по Туманному морю Камилла внезапно исчезла с корабля, и даже бывшая с ней старая жрица не смогла установить причину исчезновения.
А потом Камилла вдруг объявилась на севере за морем, да к тому же не одна, а с ребенком. Она утверждала, что ребенок этот не кто иной, как квизац хадерах, то есть рожденный девственницей.
— Посредством чего? — забывшись, переспросил я.
Она посмотрела на меня с плохо скрытым презрением; видимо, по ее мнению, не знать этого слова мог лишь совсем необразованный варвар.
— У ромеев это называется oral conceptia и считается одним из признаков божественности.
Я хотел было спросить, при чем тут какая-то устная концепция, но, к счастью, вовремя сообразил, что речь идет о стоматосном зачатии.
— Regina de fellatricis! — невольно воскликнул я, вспомнив, как называл Камиллу в своем опусе Эпипол. — Так вот почему стреги удовлетворяли мужчин только таким способом! Хотели зачать этого квизаца, как его там?
— Да, — кивнула эта чересчур осведомленная особа, смерив меня взглядом, — но когда Камилла заявила, что квизац хадерах наконец рожден, старые стреги ей не поверили. Они утверждали, будто Камилла нарушила обет, возлегла с Глейвом и, значит, недостойна теперь быть верховной жрицей. А поскольку она потеряла не только девственность, но и священный знак верховных стрег, то, наверно, недостойна и жить. Вот тогда-то среди стрег и произошел Второй Великий Раскол со времен ухода валек.
Все молодые стреги примкнули к Камилле и объединились с вальками, окончательно порвав с прежними обычаями стрег вроде безбрачия, человеческих жертвоприношений и черного чародейства. Моя мать была одной из этих молодых стрег. Она даже съездила на север, где лично встречалась с Камиллой и видела ее младенца. Мать говорила мне, что у него был не по возрасту мудрый взгляд.
— А как звали этого младенца и что с ним теперь? — Я решил, что перебивать уже можно.
— Не знаю, — ответила она. — Камилла сказала, что его имя и его миссия в нашем мире — глубочайшая тайна, доступная пониманию лишь Очень Немногих. Я в их число не вхожу, — призналась она с некоторым смущением. — Но я верю, что тайна эта откроется еще при моей жизни.
«Половину этой тайны я мог бы тебе открыть хоть сейчас», — подумал я, глядя, как дочь стреги избавляется наконец от своего черного треугольника.
Но затем мне стало не до просветительства.
Глава 23
— Вставай, обладатель стального скипетра, тебя ждут великие дела!
Я очнулся, продремав неизвестно сколько, и спросонок не мог сообразить, к кому относится этот пышный эпитет. А потом вспомнил. Шелта [45] (так звали эту дочь стреги) в самый разгар наших забав внезапно впала в нечто вроде транса и, глядя на меня остекленелыми глазами, бормотала бессвязные фрасы, такие как «Берегись Финбана», «Дружи с Западом, жди Севера, не верь Востоку и бойся Юга» и особенно часто: «Вот твой удел: с народами сражаться, для чести счастье презирать, бесславной смерти и измены не бояться и скипетром стальным короны разбивать!»
45
Шелта (туатск.) —
Это последнее уже явно походило на заклинание, а то и на заклятие, и я позже спросил у Шелты, что она, собственно, имела в виду. Но она сказала, что подобные откровения приходят непроизвольно и она сама потом их не помнит, а объяснить и подавно не может.
— Опять эти великие дела, — проворчал я, вставая и принимаясь одеваться. — Уж и отдохнуть человеку не дают.
— Ты не просто человек, — сказала Шелта, подходя ко мне и не трудясь одеться. — В тебе очень много оренды. Я почувствовала это еще там, у акрополя. Ее в тебе столько, что…
— Слушай, милая, если ты надеешься зачать еще одного квизац хадераха, то напрасно! Это я тебе могу сказать совершенно точно.
— Да я вовсе и не думала об этом! — Она дернула плечиком и отвернулась.
— Вот и отлично. — Шлепнув ее на прощание пониже спины, я поднялся на палубу и сошел по сходням на причал.
Солнце, к моему удивлению, уже заходило. Видимо, я пробыл на лодке дольше, чем полагал. И мы с Шелтой, похоже, так увлеклись, что я и не заметил, как рядом с ее лодкой причалило средних размеров торговое судно, которое сейчас вовсю разгружали лоснящиеся от пота работяги в одних набедренных повязках.
Я решил, что, пожалуй, самое время возвращаться в таверну, и зашагал в сторону улицы, ведущей к акрополю. Может, я и не так хорошо нахожу дорогу в лесу, как Мечислав, но уж в городе-то определенно не могу заблудиться, даже если город этот — Тар-Хагарт.
Поэтому я добрался до трактира без лишних блужданий, просто-напросто вернувшись по своему же следу.
Войдя в таверну, я безошибочно направился в пивной зал и, само собой, обнаружил там братьев (всех троих) за столиком в углу слева от входа.
— А вот и владетель Крома пожаловал! — приветствовал меня Мечислав и сделал два движения одновременно: ногой отодвинул стул, приглашая садиться, а рукой пододвинул пустую глиняную кружку, которую Агнар тут же наполнил вином из стоящего на столе кувшина. — И где же тебя так долго носило, братец родимый?
— В порту был, — ответил я, не вдаваясь в подробности, и, сев за стол, осушил кружку одним глотком. Агнар поднял бровь, но налил еще.
— В порту? — удивился Мечислав. — Я тоже там был, но тебя что-то не заметил. А ведь я исходил его вдоль и поперек в поисках Легостая…
— Ну и как, успешно? — полюбопытствовал я, хотя прекрасно понимал, что Андронику Эпиполу делать в порту было решительно нечего.
— Нет, — с огорчением признал Мечислав. — Там о нем никто даже слыхом не слыхивал. А пару раз грузчики посылали меня к какой-то Луце [46] в гости. Где живет эта Луца и кто она такая, не знаю, но знаю, когда меня пытаются оскорбить, так что пришлось поучить их вежливости. — Он налил себе вина и отпил глоток. — Думаю, они усвоят урок, когда очухаются. Но почему я на тебя не вышел? Ведь между нами должно быть какое-то притяжение. Или между Кромом и Погромом? Ну и Кайкэном, конечно. По крайней мере, я понял так. — Он повернулся к Фланнери и вопросительно посмотрел на него.
46
Луца (алальск.) — призрачное существо с даром предвидения.