Меч императора Нерона
Шрифт:
— Ты знаешь, с кем? Говори.
Никий задумался на некоторое время, перебирая в уме возможных претендентов. Нерон терпеливо ждал.
— Дорифор,— наконец произнес Никий.— Это Дорифор.
— Дорифор? — удивленно переспросил Нерон и добавил, пожав плечами: — Но ты же знаешь, что он...
Нерон не договорил, удивление так и не исчезло с его лица, а Никий сказал спокойно:
— Ну и что, принцепс? Ведь они могли заниматься этим в какой угодно форме, вряд ли Дорифор посмел бы отказать Октавии. Кроме того, Дорифор — префект Мизенского флота, ты сам назначил его.
— Я тебя не понимаю,— поморщился Нерон.
— Мизенский
— Достаточно,— остановил его Нерон,— не продолжай, я все понял.— И, пройдя к столу и опершись на него руками, сказал, не оборачиваясь: — Я никогда не доверял ему. Действуй, Никий.
Когда-то грек Дорифор был любимцем и любовником Нерона. Однажды император потехи ради решил жениться на нем и даже справил настоящее свадебное торжество. Никия тогда еще не было в Риме, и он знал обо всем таком только из разговоров придворных. Дорифор ему никогда не нравился. Он был напыщенным, высокомерным и, кажется, откровенно тупым. Красота его казалась Никию какой-то болезненной.
Но Нерон питал к нему слабость и, когда его заменила Поппея, Дорифора назначили префектом Мизенского флота. Назначение это вызвало ропот и среди офицеров, и среди сенаторов, но император настоял на своем. Он даже придумал на этот счет шутку, и сам радовался ей больше всех:
— На флоте нечего делать женщинам, а наш Дорифор, как известно, их и не жалует!
Больше всего, по понятным причинам, Дорифора не любила Поппея, и со времени своего назначения он ни разу не появился при дворе.
Никий сам отправился в Мизены. Дорифор не изменился, остался таким же напыщенным и глупым. Встретил Никия высокомерно, будто не Никий, а он все еще был любимцем императора. Впрочем, Никий сбил с него спесь довольно быстро, сказав, что император недоволен им и послал Никия сообщить, что он смещается со своего поста. А кроме того, необходимо проверить сведения о злоупотреблениях, имевших место среди офицеров Мизенского флота. И если эти сведения подтвердятся, Дорифор будет предан суду.
— А тебе известно,— добавил Никий в конце своего сообщения,— какое наказание в таких случаях выносит суд?
— Да,— кивнул побледневший Дорифор и спросил плачущим голосом: — Что же мне делать, Никий?
Никий холодно пожал плечами, показывая, что ничем помочь не может, и попросил принести счета и другие бумаги. Дорифор побледнел еще сильнее, руки его дрожали, а в глазах стоял ужас. Он униженно стал просить Никия помочь ему, сказав, что готов сделать для него все, что угодно.
— Неужели все, что угодно? — спросил Никий с насмешливой улыбкой.
Префект Мизенского флота схватил руки Никия и прижался к ним губами, бормоча срывающимся голосом:
— Все! Все, что ты скажешь.
И тогда Никий сказал, чего он хочет от Дорифора, добавив, что командовать флотом он, конечно, уже не останется, но сможет безбедно жить где-нибудь на островах, к примеру на Сардинии.
— На Сардинии? — переспросил Дорифор.— Безбедно?
Никий подтвердил. Тогда Дорифор ответил, что согласен, и, всхлипнув, зарыдал, упав головой на стол.
В тот же день Никий вернулся в Рим, везя в своей повозке не перестававшего плакать Дорифора.
Короткое время спустя — в этом вопросе Нерон был нетерпелив — созывается некое подобие совещания при принцепсе, куда приглашаются близкие Нерону придворные и несколько
Все присутствующие, за исключением лишь некоторых отъявленных развратников, смотрели на Дорифора с брезгливостью, и только Нерон слушал его с откровенным удовольствием, время от времени задавая уточняющие вопросы, на которые Дорифор охотно и пространно отвечал. Нерон даже спросил его, хотя это было совершенно излишним:
— Но говорят, что ты не можешь спать с женщиной, Дорифор. Правда ли это?
— Правда, принцепс,— скорбно кивнул Дорифор.
— Тогда поясни, как же у тебя получилось?
Дорифор тяжело вздохнул и, глядя на принцепса взглядом оскорбленной невинности, ответил:
— Сам не знаю, принцепс, как это у меня получилось. Но Октавия делала такое, что могла бы заставить и мертвого. Вот я сейчас расскажу.
Он уже готов был излагать свои мерзости и дальше, но его остановила Поппея, все это время молча сидевшая рядом с Нероном.
— Я думаю, достаточно,— холодно произнесла она, посмотрев на Нерона.
— Ты думаешь,— император несколько растерялся, но, сумев взять себя в руки, проговорил величественным тоном, обращаясь к Дорифору: — Достаточно, Дорифор.— И, оглядев присутствующих, добавил: — Суть дела ясна, вина Октавии доказана, и новые подробности вряд ли добавят к этому что-либо существенное.
Присутствующие облегченно вздохнули, а Октавия, резко поднявшись, покинула зал, где проходило собрание.
Уже на следующий день был обнародован указ принцепса, где говорилось, что Нерон дознался: Октавия, дабы располагать флотом, соблазнила его префекта, чем нанесла оскорбление императору и всему римскому народу. За это преступление она заточается на острове Пандетерие.
Народ воспринял указ с тихим ропотом, но никаких волнений на этот раз не случилось, тем более что все возможные меры, чтобы не допустить беспорядков, были приняты заранее. Никий слышал, что один из сенаторов, присутствовавших при допросе Дорифора, сказал другому, удрученно качая головой:
— Да, достаточно взглянуть на несчастную Октавию всего один раз, чтобы представить, как она танцевала обнаженная перед этим ублюдком Дорифором. Значит, у нас в Риме слишком плохи дела, если не находят более приличного способа удалять мешающих жен.
Покосившись на Никия, сенатор замолчал, и они быстро удалились. А Никий подумал, что дела в Риме и в самом деле не очень хороши, если такое говорят во дворце принцепса, не очень-то опасаясь доноса.
Несколько дней Нерон не принимал его, и Никия охватило беспокойство. Впервые за все время пребывания в Риме он почувствовал настоящую опасность.