Меч ислама
Шрифт:
События показали, что момент Просперо выбрал верно: проницательность всегда была свойственна ему, и, не будь этот человек поэтом, он мог бы стать одним из первых морских волков и стратегов своего времени. Просперо не впадал в излишний оптимизм, и его суждения, как оказалось, были недалеки от действительности. Весть о битве у Ла-Молы, победе над Драгутом и уничтожении всего его флота (тогда и сам Просперо думал, что Драгут погиб) уже достигла Генуи. На христианском побережье Средиземного моря не осталось ни одного порта, где бы жители, услышав благую весть, не вздохнули с облегчением и не восславили
Возможно, подготовка к его приему и шла несколько вяло, но горячее воодушевление его сторонников поистине творило чудеса.
Перед Коровьими воротами, через которые он должен был проехать, была построена триумфальная арка из проса и овса. Звуки серебряных труб приветствовали Просперо, когда он сошел с корабля на набережную, устланную ковром из цветов и зелени. Его встречали дож, сенаторы в алых мантиях и группа патрициев, представителей всех благородных домов республики. Впереди стояла маленькая девочка из клана Гримани, которая прочла приветственный сонет. Если во всем этом и была заметна суетливость, заставившая автора «Лигуриады» поморщиться, то, как он потом заметил Джанне, только невежда мог критиковать оказанный прием, поскольку его превозносили как одного из лучших сынов республики.
Слушая речи и глядя на тех, кто пришел его приветствовать, он смеялся в душе – столь разителен был контраст с проводами менее чем два месяца назад. Тогда все считали его предателем, а сегодня приветственно протягивали к нему руки. А за спинами патрициев стояла галдящая толпа, удерживаемая лучниками. «Только смельчак, – думал Просперо, – может сейчас объявить себя моим врагом».
И конечно, совсем другой была высадка в Неаполе Андреа Дориа, герцога Мельфийского и кавалера ордена Золотого руна, происходившая в те же часы. Великого адмирала не встречали ни звуки труб, ни цветы, ни сонеты, ни патриции, ни скандирующая толпа. Его встречал лишь суровый наместник. Он даже не вышел на мол Кастель-Нуово, а ожидал его в приемном зале крепости.
Настроение у синьора Андреа и его племянников было не из лучших. Шли они туда, отнюдь не окруженные почтением, достойным адмиральского ранга синьора Андреа. Однако потрясение, вызванное новостями с Джербы, уже прошло. По зрелом размышлении они поняли, что все не так уж и безнадежно. Конечно, все еще можно было исправить. До тех пор пока Драгут остается в море, Дориа всегда получат поддержку для охоты за ним и его уничтожения. Как только это произойдет, радость и благодарность всей Италии затмят неудачу при Джербе. Но даже если и нет, то все еще можно повернуть в свою пользу, разоблачив ее главного виновника. Вот каковы были тайные намерения Филиппино.
– Когда мы оповестим всех о предательстве, спасшем Драгута, Адорно уже не будет нас беспокоить. Мессиру Просперо придется держать ответ за опустошение Корсики, последовавшее за исчезновением неверных. И он, несомненно, ответит за это на виселице.
Синьор Андреа не выказал большого воодушевления.
– Я заметил, – мрачно сказал он, – что любое действие,
– Это уже будет действие не наше, а императора, – напомнил Джаннеттино. – Справедливость наконец настигнет собаку.
– Да, я полагаю… – герцог устало провел рукой по лицу, – это будет ударом для бедной Джанны.
– Это расплата за нелояльность, – кисло заметил Филиппино.
– До сих пор твое стремление к мщению диктовалось ненавистью, и это не принесло нам добра.
– Что же, по-вашему, не надо платить за оскорбления? – разгорячился Филиппино. – Может, вы простите мессира Адорно и возьмете всю вину за Джербу на себя, став всеобщим посмешищем?
– Нет, нет! – поморщился герцог.
Чтобы подхлестнуть его, Джаннеттино еще подлил масла в огонь:
– Даже если вся правда откроется, наши фигуры не станут менее нелепыми.
Адмирал вскинул красивую голову и проревел в ответ, как взбесившийся лев:
– Когда я потоплю Драгута и все его галеры, мне уже не нужно будет опасаться смеха.
С такими мыслями он и прибыл теперь в Неаполь, намереваясь выяснить местонахождение корсара. Пораженный полным отсутствием знаков внимания к своей персоне, он сорвал злость на сопровождавшем их офицере.
Когда объявили об их прибытии, принц Оранский сидел за столом и писал. Он отложил перо и поднялся, но не двинулся с места. Он не протянул руку для приветствия, а голубые глаза были как две льдинки. Речь его была столь же холодна, сколь непроницаемо лицо.
– Вы прибыли наконец. Долго же вы добирались.
От такого холодного приема негодование герцога вспыхнуло еще сильнее. Перед лицом сурового испытания невозмутимость вновь изменила ему. Голос его был громок, слова резки.
– Обитателю суши, ничего не знающему о море и его опасностях, легко критиковать моряка. Дул встречный ветер, и мы были вынуждены идти на веслах. И тем не менее мы шли на полной скорости.
– Вы шли на полной скорости… Понятно. – Его высочество был сух. Оскорбленный неуважением этого офицера, он снова сел, забыв, однако, пригласить сесть посетителей. – И чем, – спросил он, – вы объясняете события на Джербе?
– Предательством. Мы были обмануты уловками предателя, столь бесстыдного, что он даже не постеснялся подсказать Драгуту выход из расставленной мною ловушки. Просперо Адорно помог неверным, и он должен будет ответить перед имперским судом за все свои преступления.
То ли из-за того, что ему очень не понравились манеры герцога, то ли из-за дружеской привязанности к Просперо Адорно, то ли потому, что он во всех подробностях знал о событиях на Джербе, холодность принца стала лишь еще более явной.
– Где доказательства?
– Доказательства? – Гнев Дориа нарастал, лицо его потемнело. – Мое слово.
Принц Оранский покачал головой.
– Ваше слово? Не более чем мнение. Были ли вы на Джербе и твердо ли знаете, что Адорно участвовал в разработке тактики, приведшей вас к поражению? Он был с Драгутом. Да. Как пленник. Это все, в чем вы смогли бы поклясться, я полагаю.
– Но я был на Джербе, ваше высочество! – взорвался Джаннеттино. – За наши слова может поручиться шейх.