Меч Королей
Шрифт:
— И не только со скоттами, — произнес Финан.
— Не только со скоттами, — согласился я.
Мимо нашего берега проплывают корабли из Шотландии, Восточной Англии, Фризии и всех земель викингов. Я никогда не взимал пошлину с этих грузов. Я считал, что это не мое дело, если скотты плывут мимо на корабле, груженном шкурами или горшками. Да, если корабль зайдет в мою гавань, я возьму с него плату, но так делают все. Но теперь в мои воды забрался небольшой флот и от моего имени собирает пошлину, и я подозревал, откуда этот флот пришел. И если я прав, то эти четыре корабля заявились с юга, с
Нос Спирхафока врезался в зеленое море, отбрасывая на палубу плотную белую пену. Банамадр, влекомый усиливающимся западным ветром, тоже раскачивало. Мы оба шли на юг, чтобы напасть на тех, кто убил моих арендаторов. И если я не ошибся, я имею дело с кровной местью.
Кровная месть – это война между двумя родами, поклявшимися уничтожить врага. Моя первая месть – Кьяртану Жестокому, который перебил всех домочадцев дана Рагнара, что воспитал меня как сына. Я наслаждался этой местью и свершил ее, убив и Кьяртана, и его сына, но эта направлена на врага намного более могущественного. Врага, живущего далеко на юге, в Уэссексе Эдуарда, и способного поднять целую армию. Чтобы убить его, мне придется отправиться туда. Туда, где меня ждет целая армия, чтобы прикончить.
— Он поворачивает! — ворвался в мои мысли Финан.
Да, Банамадр поворачивал. Я увидел, как спустили парус и утренний свет отразился от лопастей выдвигаемых весел. Увидел, как длинные весла погружаются и вздымаются. Банамадр греб на запад, как будто искал спасения в гавани Нортумбрии.
Похоже, меня настигла кровная месть.
Мне нравился Этельхельм-старший, богатейший олдермен Уэссекса, владелец многих поместий, человек радушный и даже щедрый. Но всё же он умер моим врагом и пленником.
Я не убивал его. Я захватил его в плен, когда он сражался против меня, но обращался в соответствии с его положением. Но затем Этельхельм подхватил лихорадку. Мы пускали ему кровь, платили христианским священникам за молитвы, оборачивали его в шкуры, поили отваром из трав, которые должны были излечить его, но он умер. Его сын, Этельхельм-младший, распространил ложь, что я убил его отца, и поклялся отомстить за него. Поклялся развязать кровную вражду.
И все же я считал Этельхельма-старшего другом, пока его старшая дочь не вышла за короля Эдуарда Уэссекского и не подарила ему сына. Этот сын, внук Этельхельма Этельвирд, стал этелингом. Наследный принц Этельвирд! Капризный, избалованный ребенок, выросший в раздражительного, мрачного и эгоистичного юнца, жестокого и тщеславного. Но старшим сыном Эдуарда был не Этельвирд, а мой друг Этельстан.
Так почему же этелингом был не Этельстан? Потому что Этельхельм распространил слух, будто Этельстан незаконнорожденный, поскольку Эдуард не женился на его матери. Поэтому Этельстана сослали в Мерсию, где я с ним познакомился и начал восхищаться мальчиком. Он вырос воином и справедливым человеком, и единственным его недостатком была горячая приверженность христианскому богу.
А сейчас Эдуард был болен. Все знали, что он скоро умрет. И после его смерти начнется борьба между сторонниками Этельхельма-младшего, видевшим на троне Этельвирда, и теми, кто понимал, что из Этельстана выйдет король получше.
Поэтому мне придется отправиться в Уэссекс, где не счесть врагов.
Потому что я поклялся.
И я не сомневался, что это Этельхельм послал корабли на север, дабы ослабить, отвлечь и, если повезет, убить меня.
В летней дымке показались четыре корабля. Они покачивались в летнем море, но когда мы появились, они подняли паруса и развернулись, чтобы преследовать нас.
Банамадр спустил парус, поскольку делал вид, что убегает на запад, и четыре корабля не увидели черного орла, который теперь был развернут к корме. Увидев, что Банамадр повернул, мы тоже спустили парус, так что враг не увидит волчью голову Беббанбурга.
— А теперь — гребите! — крикнул Финан. — Гребите!
Утренняя дымка таяла. Порывистый ветер раздувал далекие паруса, корабли настигали Эгиля, который посадил только по три гребца с каждого борта. Если весел будет больше, это выдаст, что корабль не торговый, а переполненный воинами драккар. На мгновение я задумался, не последовать ли его примеру, а затем решил, что четыре далеких корабля вряд ли испугаются одинокого военного корабля. Их больше, и я не сомневался, что этих людей отправили убить меня, если им выпадет такой шанс.
Так что я дам такой шанс.
Но воспользуются ли они им? Скорее всего, они настигнут Банамадр, поскольку их быстро подгоняет свежий ветер, и я решил раскрыться, отдав команду снова поднять большой парус. При виде волчьей головы враги замедлят ход, но, несомненно, решат, что победят в битве, даже против Утреда Нечестивого.
Парус с хлопком поднялся и наполнился ветром, Спирхафок погрузился в волну, набирая скорость. Весла втянули, гребцы надевали кольчуги, расхватывали щиты и оружие.
— Отдыхайте, пока есть время, — крикнул я им.
Море покрылось белыми барашками, ветер взбивал верхушки волн в пену. Спирхафок глубоко погружал нос, палубу окатывало водой, затем нос вздымался и падал в следующую волну. Рулевое весло в моих руках налилось тяжестью и дрожало от скорости давящей воды, мне требовались все силы, чтобы управлять кораблем. Я всё еще правил на юг, навстречу четырем кораблям, бросая им вызов. Теперь и Эгиль сделал то же самое. Два корабля против четырех.
— Думаешь, это корабли Этельхельма? — спросил Финан.
— А чьи ж еще?
— Его не будет ни на одном из них, — проворчал Финан.
Я рассмеялся.
— Он сейчас дома в Вилтунскире, а этих ублюдков просто нанял.
Теперь ублюдки построились в ряд, перегородив нам путь. Три корабля примерно, как Спирхафок, четвёртый, дальше к востоку, поменьше размером, не больше Банамадра. Этот корабль, увидев, что мы повернули на юг, отстал. Похоже, он не слишком стремился вступить в схватку. Мы были ещё далеко, но мне показалось, что на маленьком корабле народа немного, в отличие от трёх более крупных, которые продолжали двигаться в нашу сторону.