Меч над Москвой

9 сентября 1941 года, после разгрома ельнинской группировки немцев, Жукова вызвали с фронта в Москву…

Был десятый час вечера. В освещенной электрическим светом кремлевской квартире Сталина, при плотно зашторенных окнах, собрались члены Политбюро Молотов, Микоян, Маленков, Каганович и Берия, а также Жуков и Мехлис. На скатерти стола, вокруг которого все они сидели, высилась тонконогая хрустальная ваза, наполненная кистями бурого крупного винограда, в плоских вазах лежали груши дюшес и бархатистые красно-желтые персики; на овальных фарфоровых тарелках – нарезанные

брынза, ветчина и колбаса. На краю стола – бутылки со светлым и красным вином. На них были наклеены полоски белой бумаги с машинописными (заглавными буквами) надписями: «Цинандали», «Хванчкара», «Твиши»…

Все внимательно вслушивались в разговор Сталина и генерала армии Жукова, которому уже было предложено вступить в командование Ленинградским фронтом. Жуков изъявил готовность немедленно приступить к выполнению задания, что значило о его нетерпеливом желании сейчас же ехать в Генеральный штаб и засесть там за уточнение оперативной обстановки вокруг полностью блокированного вчера немецко-фашистскими войсками Ленинграда. Но Сталин, прохаживаясь с дымящейся трубкой во рту по столовой, не торопился его отпускать, будто еще в чем-то сомневался.

– Присядьте все-таки к столу, угоститесь чем-нибудь, – вновь предложил он Жукову.

Жуков молча отодвинул от торца стола полумягкий стул, сел и положил на тарелочку грушу. Взяв нож, разрезал ее пополам.

– Вот примерно так, товарищ Жуков, вы должны рассечь блокадное кольцо немцев на сухопутье, да еще при помощи Балтфлота и двух военных флотилий заломить им за спину руки, – с чуть заметной улыбкой сказал Сталин. – В тяжком положении оказался Ленинград… Противник захватил Шлиссельбург, а вчера разбомбил Бадаевские продовольственные склады… По Карельскому перешейку наступают на город финские войска, а группа немецких армий «Север», усиленная четвертой танковой группой, таранит город с юга… С Ленинградом по сухопутью у нас теперь связи нет. Так что имейте в виду: вам придется лететь через линию фронта или лететь над Ладожским озером, которое тоже контролируется немецкой авиацией.

В голосе Сталина явственно прозвучала тревога за безопасность перелета Жукова в Ленинград. Георгий Константинович молча ел грушу и сумрачно глядел в тарелку.

Сталин, будто для того, чтоб развеять его тревожную догадку, продолжил разговор о Ленинграде:

– Вы, товарищ Жуков, извините, что воспроизводим обстановку вокруг Питера, которая вам, как члену Ставки, известна по каждодневным сводкам Генштаба. Но я по себе знаю: когда лишний раз проникнешь мыслью в проблему, обязательно увидишь эту проблему чуть объемнее, а то и найдешь новые подходы для ее решения. Это, по Ленину, и есть диалектика мышления, которую он понимал как теорию познания.

– Могу сказать, – поддержал Сталина Молотов, – что эта формула зафиксирована Владимиром Ильичем в его фрагменте, именуемом «К вопросу о диалектике».

Сталин кивнул в знак согласия головой и вновь обратился к Жукову:

– Так вот… Вчера немцы начали новое наступление на Ленинград. Главный удар восемью дивизиями они наносят из района западнее Красногвардейска, а вспомогательный – из района южнее Колпино… Надо ломать голову над тем, как перегруппировать наши силы и где наскрести резервы…

Подойдя к столику с телефонами, Сталин положил

в пепельницу потухшую трубку, а с книжной полки взял вторую трубку – с коротким гнутым чубуком. Понянчил ее на ладони, будто взвешивая, всмотрелся в тисненые надписи на коричневом корпусе-чашечке из верескового корня и тихо произнес:

– «Риал-Бриар»… «Фламинго»… Знаменитая фирма… Прежде чем продавать свои трубки, их долго обкуривают в море… – Потом вновь устремил грустный взгляд в сторону обеденного стола и вернулся к своим прежним мыслям: – Ставка поручила товарищу Ворошилову решать архисложную задачу, назначив его главнокомандующим войсками Северо-Западного направления. Это – два фронта и Балтфлот. Правильно решил ГКО, что в новых условиях расформировал Главное Командование, подчинив фронты Ставке.

– Но, может, сейчас, когда Северный фронт разделен на два – Карельский и Ленинградский, – Клименту Ефремовичу Ворошилову не стоит покидать Ленинград? – спросил Жуков, подняв взгляд на Сталина.

– Вы что, обсуждаете решение Ставки о вашем назначении?..

– Никак нет, товарищ Сталин! Я посчитаю за честь быть заместителем у маршала Ворошилова!.. Не зря о нем песни в народе поют!

Сталин не отрывал глаз от лица Жукова, будто удостоверяясь в искренности его слов, а потом вдруг, посветлев лицом, тихо засмеялся и сказал:

– Песня песне рознь. Когда мы начали насыщать армию моторами и сокращать кавалерию, появилась и такая песенка. Мне дочь принесла ее из школы. – И Сталин, прокашлявшись и взглянув на Берию, тихо запел:

Товарищ Ворошилов,война уж на носу,а конница Буденногопошла на колбасу…

Все за столом рассмеялись, кроме Берии, а Сталин, будто не слыша смеха, строго сказал Жукову:

– Ворошилову найдется другое дело, возможно не менее ответственное. Война ведь со всех сторон грозит нам бедами… А как вы, товарищ Жуков, оцениваете обстановку на московском направлении?

Жуков промокнул салфеткой влажные губы и неторопливо, но жестко и уверенно стал излагать мысль о том, что группа немецких армий «Центр» понесла в летних боях тяжелые потери и должна сейчас пополняться. И кроме того, немцы, не завершив операцию под Ленинградом и не соединившись с финскими войсками, едва ли начнут наступление на Москву.

В столовой воцарилась тишина. Все будто всматривались в стратегическую ситуацию, изображенную Жуковым. Сталин прохаживался по ковру и глядел себе под ноги. Он, видимо, тоже мысленно примерял свои соображения к услышанному от Жукова.

Потом разговор перекинулся к тяжелейшей обстановке на Юго-Западном направлении и о необходимости смены там командования. Жуков, предполагая, что вызовет гневный протест Сталина, с жестким упрямством вновь высказался за то, что надо немедленно оставить Киев, отвести всю киевскую группу наших войск на восточный берег Днепра и за ее счет создать где-то в районе Конотопа резервный кулак… На этот раз Сталин не возражал Жукову. При всеобщем напряженном молчании он позвонил маршалу Шапошникову и приказал ему переговорить по этому поводу с Военным советом Юго-Западного фронта и готовить директиву Ставки.