Меч Ронина
Шрифт:
Наступило время чая. Слуги-мужчины внесли приборы – на такие важные собрания женщины не допускались. Столик поставили на помост перед Иэясу. Самураи собрались рядом, усевшись полукругом, но по-прежнему не поднимая глаз.
– Чаша дружбы! – провозгласил Токугава.
Он поднял чашку, пригубил, передал ее слуге. Тот сполз с помоста, торжественно вручил посудину сидевшему ближе всех Фукусима. Старик поклонился, отхлебнул, передал чашку следующему, слегка повернув ее, чтобы сосед не касался губами того же края.
Вторым оказался Есицугу. Когда он
Сенкевич, который должен был пить последним, вдруг неожиданно для себя громко произнес:
– Простите, господа, что не дожидаюсь своей очереди, но меня мучает жажда. – Он протянул руку, взял чашку у оторопевшего Есицугу, осушил ее залпом, выдохнул, добавил: – Надеюсь, это был не последний чай.
Слуга подхватил чашку, унес ее, наполнил другую, чистую. Лица самураев остались невозмутимыми, но, кажется, все испытали облегчение. Сенкевич же по взгляду Есицугу понял, что приобрел верного друга на всю жизнь. «Вот так заключаются союзы», – мысленно произнес он.
В конце концов, Сенкевич не собирался задерживаться в этом теле, а к болезням привык. Проказа немногим хуже туберкулеза и уж точно лучше инопланетного паразита. Не факт даже, что он заразится.
Сегун удалился в свои покои, самураи потянулись к выходу. Поравнявшись с Сенкевичем, Есицугу тихо произнес:
– Моя благодарность не имеет предела, Тосицунэ-сан. Я запомню это на всю жизнь.
Сенкевич молча поклонился.
Аудиенции у сегуна ему не полагалось, потому он взял катану из рук слуги, вышел в замковый двор, приказал охране держаться поодаль, а сам принялся прогуливаться между деревьями и цветниками, посматривая на сновавших вокруг служанок. Улучил момент, перехватил одну из женщин, которая несла стопку чистых полотенец. Оказавшись в руках грозного самурая, служанка задрожала. В замке сегуна не приняты были шашни с прислугой.
– Не бойся, – как можно ласковее произнес Сенкевич. – Как тебя зовут?
– Сузу, господин, – едва слышно шепнула она.
– Смотри сюда, Сузу, – Сенкевич поднял к ее глазам круглый золотой амулет на цепочке.
Девушка послушно уставилась на блестящую вещицу, от которой отражались солнечные лучи.
– Твои веки тяжелеют, Сузу… – привычно завел Сенкевич.
Вскоре взгляд девушки сделался бессмысленным, на лице застыло выражение тупой покорности.
– Отвечай на мои вопросы, Сузу. Скажи, часто ли пропадают в замке девушки?
– В последний раз двадцать дней назад, в ночь полной луны.
– Кто она была?
– Она служила на кухне, ее звали Юкико…
– Ее искали?
– Да, господин. Нам сказали, что она сбежала с бродячими музыкантами.
«Что-то часто у них девки сбегают, – подумал Сенкевич. – А не должны бы. Служба при замке сегуна хоть и нелегкая, но дает возможность прокормиться. Многие ли променяют спокойную, сытую жизнь на полуголодное
Он продолжал допрашивать служанку. Выяснил, что девушки «сбегают» и «тонут» примерно раз в месяц. Чаще товарки Сузу, но случается, что исчезают и фрейлины. Причем бесследно. Ни одну из пропавших не сумели отыскать, тел тоже никто не видел.
– Ты свободна, Сузу. Когда проснешься, ничего не вспомнишь, – наконец произнес он и щелкнул пальцами.
Служанка взглянула на него осмысленно, ахнула, упала на колени:
– Простите, господин, что толкнула вас! Я такая неловкая!
– Ничего, – великодушно извинил Сенкевич, бросая ей серебряную монету. – Ступай.
Дан
Уже неделю он брел то по пыльным дорогам, то по лесным тропам в поисках деревни, где понадобились бы услуги наемного бойца. Но отовсюду его чуть ли не прогоняли, даже отказывали в ночлеге. Крестьяне вели себя странно. При первой же попытке расспросить замыкались, объявляли, что у них все хорошо, слава великодушию и защите всемогущего сегуна Токугава. Только вот лица при этом у них были испуганные, а в глазах таилась безысходность.
– Терпи, Акира, – поучал тэнгу. – До Эдо осталось совсем немного.
Но деньги закончились, покупать еду было не на что. Дан уже три дня пробавлялся только рыбой из речек, которую ловко вылавливал для него Карасу, и побегами молодого бамбука.
Наконец, ему повезло. В деревне Яехара староста был не из пугливых, согласился оставить Дана на ночлег и даже пригласил на ужин. Ничего особенного в похлебке и печеном батате, конечно, не было, но Дан слегка осоловел от горячей пищи. Потянуло в сон. Однако следовало отблагодарить гостеприимного хозяина хотя бы беседой. Расположившись на крыльце, завели неспешный разговор.
– Расскажи, что видел в пути, Акира-сан, – попросил староста, раскуривая трубку.
Дан, чтобы плавно подвести беседу к нужной теме, принялся красочно повествовать о своей победе над Онибабой и бакенэко. Про позорное поражение перед Снежной девой, конечно, умолчал.
Хозяин слушал внимательно, не перебивал, лишь задумчиво выпускал кольца дыма. Дан договорил и замолчал.
– Да, много нечисти развелось, – заметил староста. – Раньше такого не было. – В последние годы оборотни, демоны, призраки свободно разгуливают по земле, убивают людей.
Дан счел, что момент подходящий, осторожно спросил:
– А не беспокоит ли кто твою деревню, Ясуши-сан?
– Сейчас в любом месте беспокойно, – неопределенно ответил староста.
– Но в других деревнях мне говорили, что у них все тихо.
Ясуши усмехнулся, покусывая мундштук трубки.
– Разве ты не слышал о новом указе сегуна, Акира-сан?
Пришлось сознаться, что нет.
– Господин Токугава Иэясу, да славится его имя, да ниспошлют ему боги долгую жизнь, запретил жителям страны говорить о нечисти. А тем, кто нарушит указ и станет разносить лживые слухи, грозит тюрьма. Вот все и молчат.