Меч Ронина
Шрифт:
Дан
– Застава впереди! – каркнул тэнгу.
Дан достал из мешка цуко тэгато – подорожную грамоту, неторопливо подошел к стоявшему возле дороги приземистому зданию. Дверь-задвижка была открыта на всю ширину, позволяя видеть восседавшего внутри толстого чиновника. По обе стороны от входа стояли самураи.
Дан поднялся по ступеням, низко поклонился, протянул грамоту. Чиновник принял, пробежал взглядом, спросил сурово:
– Куда направляешься, Акира-сан?
– В деревню Омори, господин, – смиренно отвечал Дан. –
Чиновник лениво кивнул и отпустил его.
В Омори Дан вошел ближе к вечеру, когда в окнах маленьких бедных домиков стали один за другим зажигаться огоньки. Как ему показалось с первого взгляда, вокруг все было спокойно – ни испуга, ни паники среди жителей.
– Таков удел ронина: радоваться чужой беде, ведь только она приносит заработок, – философски проскрипел Карасу. – Может, уже займешься главным делом, подумаешь о мести?
Злобный демон скучал по интригам и кровавым битвам, а то, что Токугава отправил воспитанника в изгнание, не давало ему покоя. Карасу ненавидел сегуна даже больше, чем сам Акира.
– А жрать мне что? – по-русски огрызнулся Дан.
Как ни странно, тэнгу его понял.
– Тогда зайди к старосте. Если сумеешь расположить его, может быть, он подскажет, на чем можно заработать.
Староста, человек лет сорока, сидел с трубкой на крыльце своего дома и угрюмо наблюдал за пожилой женщиной в залатанном кимоно, которая возилась в маленьком огородике. Дан подошел, представился. Несколько минут разговора убедили его: в деревне все спокойно, нечисть не появляется, меч ронина здесь никому не нужен.
– Тогда где у вас можно получить ночлег за малую плату, Кайоши-сан? – спросил он старосту.
Тот колебался, рассматривая мечи Акира, крупного ворона, сидевшего на его плече, потом будто хотел что-то сказать, но передумал. Решительно кивнул:
– Ты можешь переночевать в моем доме, Акира-сан. Здесь же получишь и ужин.
«С чего бы такая честь?» – подумалось Дану. Безработный нищий ронин – не самый желанный гость. А староста – большой человек в масштабах деревни. Однако не отказываться же от такого везения. Он поклонился.
Карасу, вопреки обыкновению, не улетел в лес, остался с Даном. Старушка накрыла в доме ужин: мисо, натто, по кусочку вареной рыбы. Староста ел без аппетита, взгляд его то и дело останавливался на пожилой женщине, которая сновала вокруг, но за стол не садилась. Наконец, когда старушка вышла из дома, Дан осторожно осведомился:
– Почему ваша матушка не ужинает с нами, Кайоши-сан?
Староста нахмурился:
– Я уже три года не вижу ее за столом.
Дан деликатно промолчал. Староста, вдруг решившись, торопливо заговорил:
– Она изменилась, стала злая, с нею случаются припадки бешенства. Иногда я ее боюсь, Акира-сан. Вот, – он поднял рукав косодэ, показал длинные шрамы на руке, от локтя до кисти. – Она у меня одна осталась из всей семьи. Два года назад пропал отец, год назад – жена.
– Как же они пропали, Кайоши-сан? – тихо спросил Дан.
– Исчезли ночью, когда я спал, – вздохнул староста.
– Спроси,
– Твой ворон как будто разговаривает с тобой, Акира-сан, – удивился староста.
– Он просто просит есть, – успокоил Дан и скормил Карасу пригоршню натто. – Скажи, Кайоши-сан, а у тебя есть кошка?
– Тоже пропала, – пригорюнился староста. – Три года назад. Ей было тринадцать лет, старая уже. Наверное, почуяла смерть и убежала…
В дом вошла старуха, Кайоши испуганно замолчал.
– Не спи сегодня, Акира, – предупредил тэнгу, когда Дану постелили в углу. – Думаю, ты все же сумеешь здесь заработать.
На улице стемнело. Староста, как все крестьяне, экономивший на жире для светильников, заканчивал день рано. Дан устроился на циновке, положив под правую руку катану, под левую поставив светильник. Карасу, нахохлившись, сидел у его изголовья. Кайоши, немного повздыхав, захрапел.
Внезапно заныла левая сторона груди. Дан потер больное место, ладонь ощутила кривой рубец шрама. Катана, вспомнил он, насквозь. Такой же шрам есть и на спине. Акира едва не погиб тогда, клинок прошел на пару сантиметров ниже сердца. Смутно припоминалось, что потом была тюрьма, долгое время он находился между жизнью и смертью. И если бы не Карасу, который принес из леса зелье, Акира не выкарабкался бы…
– Не о том думаешь, – прошипел тэнгу. – Хватит наглаживать шрамы и жалеть себя. Я тебя не для того спасал…
Из-за бумажной ширмы, где спала старуха, не доносилось ни звука. Усталость взяла свое, навалилась сонливость. Дан пытался с нею бороться, но веки сами собой смыкались, к каждой руке как будто была привязана гиря. Он сдался и стал задремывать.
Его разбудил сильный удар острого клюва. Дан насторожился, но ничего подозрительного не услышал. Осторожно, стараясь не производить шума, встал, зажег светильник, поднял повыше и увидел, что из-за ширмы выбирается старуха. Ступала она неслышно, двигалась гибко, как молодая. И вид у нее был странный. Глаза светились желтым, рот растянулся в оскале, показывая пасть, полную острых зубов, на руках выросли длинные когти. Заметив Дана, старуха зашипела, встала на четвереньки, выгнула спину… и превратилась в огромную кошку.
– Бакенэко! – каркнул тэнгу. – Бей, Акира!
Оборотень напружинился, с места прыгнул на Дана. Тот сделал шаг навстречу, полоснул клинком по брюху. Кошка завыла, упала на лапы и отползла в угол, оставляя за собой широкую кровавую полосу.
Проснулся староста, подскочил и с криком выбежал из дома.
– Добивай, Акира, – потребовал Карасу. – Рана скоро затянется!
Бакенэко собралась с силами, снова рванулась к Дану. Рана на брюхе уже не кровоточила. Он отступил в сторону, кошка промахнулась, ударилась об стену, но тут же подскочила и на задних лапах, как человек, пошла на Дана. Он нанес удар рядом с шеей и рассек тварь от плеча до бедра. Верхняя часть тела смачно шлепнулась на земляной пол, нижняя еще сделала по инерции несколько шагов и свалилась, подергивая лапами.