Меч с камнем. Том 1
Шрифт:
— Не надо, это не поможет, — сказал Ротхем, — «рентиком» тоже не надо, обвалим камни, не сможем войти.
Один из солдат вскинул арбалет и медленным шагом поехал к арке.
— Что ты делаешь? Погибнешь! — крикнул вслед предводитель.
— Монсоэро, он что-то задумал. Подождём, — Ротхем заметил, что смельчак напряжённо держится в седле, готовый дать дёру, видимо, действительно решив что-то сделать.
Не доехав до арки на выстрел из арбалета, солдат быстро зарядил своё оружие и спустил тетиву. Обычный металлический болт ударился о кристалл и… сбросил его дальше за выступ. Солдат зарядил арбалет второй раз, тщательно прицелился и снова выстрелил. Из-за камня вновь распространилось малиновое сияние, но теперь оно не доставало до входа, мощный слой породы хорошо экранировал. Путь был свободен! Только шипела трава, ранее находившаяся в «мёртвой зоне», а теперь попавшая под излучение и распадавшаяся на молекулы.
— Ну, сегодня твой день, храбрец! Представляю тебя к повышению, капрал! — произнес Роб-Рой, — как твоё имя?
— Алеф
— Центурион Алеф Стейнер, неплохо звучит!
— Благодарю, монсоэро!
— Повышение сразу на два пункта! Но гибкость ума того стоит, — заметил Ротхем, — Мы забываем о старом оружии, хотя иногда оно бывает как раз к месту.
Отряд направился к арке, проехал её и вновь углубился в Пещеру. Здесь мы остановились подождать солдат, отправленных на поиски адъютанта командира, но за три часа никого не дождались и двинулись дальше. В отличие от прежней пещеры этот тоннель извивался, как змея, и в некоторых местах был настолько узким, что приходилось ехать гуськом, а то и протискиваться между стенами. Но ходом всё-таки пользовались, местами стены носили ровные параллельные следы инструментов или машин, видимо, кто-то расширял проходы. Ответвлений от основного коридора было мало, на таких перекрёстках в стенах чернели стрелки, указатели направления. Ход куда-то вёл, но никто не знал, куда. Прошло пять часов после начала движения от входа, когда предводитель объявил новый привал. Я устал смертельно, то и дело клевал носом в седле и теперь только рад был долгожданному отдыху. В голове мелькнула тревожная мысль — нас осталось мало, что будет, если вдруг нападёт стадо солонидов? Но я так устал… Мысли путались. «Командир наверняка расставит посты, если что, предупредят…», — пробормотал я. И хорошо, что на пост меня не ставили. Минута ушла на надувание матраца и секунда — на засыпание. Снились солониды. Кошмарные чудища гонялись за мной с неимоверной скоростью, перебирая ногами, как сороконожки. Потом я спрятался в маленькой боковой пещерке, как советовал Ротхем, а они принялись искать меня, громко переговариваясь по-русски и на языке нашего предводителя.
— Эй, парень, хорош дрыхнуть, — произнёс один из них, подходя вплотную и толкая лапой, тут же превратившись в незнакомого солдата.
Я протёр глаза, сладко потянулся и заметил, что народу явно прибавилось. Теперь отряд состоял человек из трёхсот, не меньше. Подошла группа Райнера, но появились и новые, незнакомые лица. Эт Дрейвера не было видно, и солдат, которые отправились его искать, тоже, — наверное, погибли или попали в плен.
Похоже, у командира в пещере имелись дополнительные резервы. Как впоследствии оказалось, так оно и было. Дополнительные полсотни человек, присоединившиеся к нам, составляли дальний аванпост Семнадцатого легиона. Предводитель решил-таки выдвигаться к своей последней надежде, растеряв почти всю дружину, благо легион имел и припасы, и боевую технику. Встретив аванпост, он воспрял духом, до грота, где расположился и укрепился легион, было рукой подать, каких-то пять-шесть дней пути, если сильно не торопиться. Что он собирался делать дальше, я не знал. Может, хотел начать партизанскую войну в коммуникациях Пещеры, может, намеревался вести пропаганду и подрывную деятельность в Империальном Союзе и набирать силы для нового удара, этого мне не дано было узнать. Вскоре отряд снялся с лагеря и направился дальше.
Дробный топот копыт, отражающийся от стен до смерти осточертевшего тоннеля, действовал на нервы и утомлял, тем более что как следует выспаться мне не удалось. Проход расширился, так что можно было выпрямиться в седле и вздохнуть свободнее. Правда, отсутствие постоянного раздражителя привело к тому, что я постоянно клевал носом и пару раз точно заснул, так и не поняв, на какое время. И вот отряд выехал в широкий и высокий грот явно искусственного происхождения. Его стены были гладко выровнены, под отполированным потолком горела лампа, похожая на большую голову сыра. Она отбрасывала яркий, приятный для глаз бело-жёлтый свет на шероховатый каменный пол и полотно железной дороги с толстыми черными «шпалами» и единственным большим «рельсом» посередине. В стенах чернели штук семь провалов — выходов в другие тоннели. Около нашего входа в пол был вколочен щиток, сделанный из похожего на дерево пластика. На этом щитке знакомыми латинскими буквами было написано несколько строк на совершенно незнакомом языке, с надстрочными знаками, как французский, но без единого буквосочетания, которое можно было бы узнать, без артиклей немецкого и двойных гласных скандинавских языков, в общем, совершенно ни на что не похожего. Но, как оказалось, Роб-Рою этот язык хорошо известен. Он наклонился поближе и прочитал, на ходу переводя на русский, текст примерно такого содержания:
— Сто девяносто первый километр маршрута Центральная — Капу'a. Проход скоростных поездов каждые два часа, — и добавил от себя, — здесь ходят поезда со скоростью двести километров в час. Если кто-нибудь окажется на пути, костей не соберёт, даже сообразить ничего не успеет.
— Поезд гонит перед собой массу воздуха, а сейчас всё тихо, — заметил Ротхем, — у нас достаточно времени, чтобы перебраться на ту сторону.
— Монсоэро, я не уверен… — произнес один из незнакомых солдат, — но мне кажется, по дороге к нашим позициям монорельса не было…
— Хотоб, что ты скажешь?
— Скорее всего, мы незначительно отклонились
— Вот и хорошо. Двинулись, — приказал Роб-Рой.
Последние слова командиров были катастрофической ошибкой, стоившей жизни десятков человек и приведшей к далеко идущим последствиям. Предводитель не сказал, в какой именно тоннель въезжать, он считал, что особых помех на пути не будет…
Пересекая монорельс, я инстинктивно осмотрелся по сторонам, как при переходе улицы, и вдруг услышал негромкое постукивание колёс по стыкам. Из чёрного коридора приближалась платформа с лежащими на ней солдатами с оружием в руках. В темноте тускло отсвечивали стволы бластеров, лучемётов, лезвия мечей и купол силового поля.
— Тревога! — крикнул я что было мочи, едва увернувшись от прожужжавшего рядом бластерного луча.
Наши солдаты кинулись кто куда, заметались по пещере в поисках укрытия и не успели скрыться до того, как платформа выехала на открытое место. Македониане сразу открыли шквальный огонь изо всего, что у них имелось, уничтожив в первые секунды боя чуть ли не половину отряда. Я въехал в спасительный тоннель, развернулся в седле и окинул взглядом поле сражения. В одном месте наши солдаты залегли и открыли ответную пальбу, в другом грянул взрыв, обрушив каменные своды и завалив вход. Я не стал задерживаться здесь, передвинул рычажок скорости и поскакал дальше вглубь тоннеля, надеясь догнать ядро отряда с командиром во главе. Ехал довольно долго, пока не сообразил, что другие товарищи по оружию этим ходом не воспользовались, а пересечений с другими он, увы, не имел…
Я остался наедине с Пещерой, македонианами, солонидами и «розовой смертью», без спутников, почти без воды и с изрядно истощённым запасом концентратов. Передо мной замаячил зловещий призрак смерти от голода или жажды.
Кровь внезапно ударила в голову. Умирать вот так, бессмысленно, глубоко под землёй, вдали от солнечного или какого бы там ни было естественного света, а не этого проклятущего металлического цилиндра, что-то не хотелось. Да и кому охота умирать или даже только думать о смерти в шестнадцать лет? Я вскочил на коня, с которого уже слез было, включил самую медленную скорость и направился в ту сторону, откуда приехал. Битых три часа я проблуждал по бесконечным пещерным закоулкам и тёмным тупикам, пока не понял, что заблудился окончательно. Но что делать, надо двигаться, надо искать какую-нибудь еду и воду, — что там Ротхем говорил про подземные родники? — выход, в конце концов. И я ехал всё дальше и дальше, несколько отупев от монотонного движения. Чтобы хоть чем-то занять мозги, я принялся вспоминать недавнее прошлое, в очередной раз складывать мозаику своего мировоззрения. Вспомнил вожатого Сашу, лежащего на опалённом поле боя в залитой кровью форме. Роб-Рой на поверку оказался властным и жестоким человеком, в отряде Райнера был врач, и Саню можно было бы забрать с собой, но вправе ли я судить его по своим меркам? Может, по традициям своей страны он действовал оправданно, избавившись от тяжелой ноши. Вспомнился и тот разговор Роб-Роя с Рэмом, когда македонианин так и сыпал обвинениями в его адрес. Забавно, но все «за» и «против» командира «чёрных» уравновесились в моём мозгу, и снова появился вопрос, на который не было ответа, какая же из сторон в этой войне права? Или правых нет, виноваты все, и нужно только выяснить, насколько тяжело?
Потом я, похоже, заснул в седле, а когда очнулся, конь всё так же мерно ступал вперёд, аккуратно ставя металлические копыта между мелкими камнями, усеивавшими пол тоннеля. Сколько же мы двигались? Ощущение времени совершенно исчезло. Спать всё ещё хотелось, я снял походный матрац, надул его и расположился под копытами верного скакуна. Стараясь не обращать внимания на холод, погасил «факел» и попробовал уснуть. Неизвестно, сколько продолжался мой сон, но когда проснулся, холод пробрал уже до самых костей. Протянув руку за «факелом», я наткнулся на нечто мягкое и тёплое, что тотчас отскочило с писком и сбежало, смешно топоча и задевая по дороге мелкие камешки. Ругая себя за растерянность, — может, смог бы поесть сейчас, пусть даже сырое и, — фу,- ещё живое, — сложил вещи, снова залез в седло, достал концентрат и принялся его жевать. Солоноватый кубик утолил голод, зато захотелось пить. Во фляге оставалось немного морской «минералки», я сначала поднёс её ко рту, но затем решил приберечь на будущее, и пристегнул обратно к поясу. Фляжка дном случайно задела рычажок скорости, тихо звякнув, и конь медленно двинулся вперёд. Раздавшееся клацанье воронёных копыт скакуна показалось чуть ли не грохотом после мёртвой тишины, но принесло небольшое облегчение, всё-таки теперь не давило на уши.
Тем временем тоннель расширился и… закончился тупиком. Я уже хотел развернуть коня, как вдруг заметил в стене слева проход, слишком низкий, чтобы проехать верхом, но через него можно было пройти, спешившись и пригнувшись, а коня провести за собой. Сначала я направился туда один, разведать, вдруг дальше будет уже. Лаз тянулся метров десять и выходил в новый тоннель, оба конца которого терялись за поворотами. Конь самостоятельно протиснулся вслед за мной и встал рядом, шевеля упругими коричневыми губами. В который раз я поразился анатомической точности этого создания, которая теоретически была совершенно не нужна, если только для маскировки на Поверхности и введения землян в заблуждение.