Меч в золотых ножнах
Шрифт:
В одно и то же время мы хотим и раскопать курган до основания, и оставить все на своем месте, будто никаких раскопок не было. Все взять с собой и все удержать в том же самом виде и порядке. На фотографии, на чертеже, на рисунке, в дневниковых записях.
В сущности, все наши инструменты словно бы нарочно приспособлены для того, чтобы всячески замедлить земляную работу. Это просто так, для удобства, говорится, что археологи ведут раскопки, то есть копают землю. На самом же деле они ее просеивают.
Разбитая на мелкие и мельчайшие оранжевые клеточки миллиметровая бумага, пожалуй, и есть та сеть, сквозь которую мы пропускаем содержимое кургана. На ней «оседают»
Специальных археологических инструментов еще не придумано. В ожидании этого мы позаимствовали у горняков кирку, у альпинистов ледоруб, у поваров нож с круглой ручкой, у медиков скальпель, у маляров короткую кисть, у плотников уровень, у продавцов муки и крупы алюминиевый совок, у сапожников обувную щетку, а у домашних хозяек большую щетку для подметания полов (ручку у этой щетки мы сняли и метем землю сидя).
Главный же наш инструмент, конечно, лопата. Древнее прославленное орудие землекопов. Сейчас ее отовсюду вытесняют землеройные машины. Глядишь, раскопки со временем станут единственным производством, где лопата играет решающую роль. Тогда она превратится в инструмент, выпускаемый специально для археологов, а основным заказчиком и потребителем лопат станет Академия наук.
6
Если археолога после раскопок попросят немедленно положить все, что он добыл, на прежнее место, он, пожалуй, возьмется за это дело: вынет дневник, распакует находки, сверится по этикеткам и чертежам, где и на какой глубине они лежали, обложится фотографиями, зарисовками и… смущенно махнет рукой.
Конечно, на его чертежах остались все контуры, все слои, но землю, выброшенную из раскопа, уже не уложишь в прежнем порядке. Той земли, живой, вызывавшей столько споров, волнений, ожиданий, надежд, больше нет. Просеянная, просмотренная, перемещенная, превращенная в пыль, она стала отвалом, пустым балластом, отнимающим большую часть времени и сил.
После того как мы в последний раз проводили ее глазами, землю можно считать на кубометры, пускать по транспортеру, безжалостно выпихивать широким ножом бульдозера, подымать лязгающей челюстью экскаватора, увозить на самосвале. Теперь уже мы бы и рады не смотреть на нее, да она сама горячей пылью летит в глаза. Стучит движок электростанции, шуршит лента, и позвякивают ролики транспортера, по древним могилам вьется толстый черный кабель, клубится пыль, носится запах бензина и солярки. И затихают кузнечики, перестают пахнуть степные травы, забиваются в норы суслики, ежи, змеи, черепахи, улетают птицы. Кучи отвала растут и загораживают даль. Остаются лишь небо да солнце над головой, да земля перед глазами, полная неожиданностей и тайн.
Но, к сожалению, неожиданности бывают разные. Вот мы и раскопали четверть курганной насыпи. Королев «освежает» лопатой отвесную стенку разреза. Я вникаю в слои. К центру кургана плавно поднимается коричневая линия. Это граница первоначальной, небольшой насыпи - сгнившие дерево и камыш. Так сказать, символическая кровля посмертного жилища. Не дойдя до центра, линия обрывается. За нею совсем другой песок. Тончайшие вогнутые прослойки, идущие в глубину. Волнистые, легкие, как годичные кольца на пне (или как помехи на экране телевизора). Прямо-таки нерукотворные. И действительно, такое может создать только природа.
Вот оно, то, чего я ожидал, что боялся пропустить и чего так не хотел. Зияющая воронка, куда ветер из года в год неторопливо наметал отборный крупнозернистый песок…
Нас опередили!
Глава
1
Когда царь персов Дарий Гистасп со своим войском переправился через Дунай и вторгся в скифскую землю, он был поражен следующим обстоятельством: скифы, которых он собирался покорить, не пожелали принять бой. Они держались от персидского войска на расстоянии дневного перехода и прилагали все усилия, чтобы это расстояние не сокращалось ни на шаг.
Персы углубились в землю скифов, пересекли ее из конца в конец, очутились во владениях соседних народов, которым от этого пришлось довольно туго: сначала их грабили скифские интенданты, потом - персидские. Скифы продолжали уклоняться от сражения.
Дарию пришлось буквально умолять своего противника, чтобы он соизволил, наконец, отразить агрессора. Ни просьбы, ни угрозы, ни упреки не помогали. Персидский посол вернулся от предводителя скифов Иданфирса с таким ответом:
«Почему я не тороплюсь сразиться с тобой, объясню тебе это. У нас нет городов, нет засаженных деревьями полей, нам нечего опасаться, что они будут покорены или опустошены, нечего потому и торопиться вступать с вами в бой. Если бы вам крайне необходимо было ускорить сражение, то вот: есть у нас гробницы предков; разыщите их, попробуйте разрушить, тогда узнаете, станем ли мы сражаться с вами из-за этих гробниц или нет». Это ответ хозяина степи, ощущающего за собой просторы, которые враг не в силах ни вытоптать, ни сжечь, ни удержать. Просторы, враждебные персам и умножающие силу скифов. Родной и беспредельный дом воинов-скотоводов.
Перед лицом врага скифский вождь не испытывает ни страха, ни даже злости, достаточной для того, чтобы рисковать кровью соплеменников. Оказывается, скифам, чтобы начать сражение, мало одного присутствия противника, им нужна ярость. Вот почему Иданфирс подсказывает персам, каким образом они могли бы возбудить эту ярость.
Из ответа Иданфирса видно, что скифы по-своему миролюбивы, что главное их занятие не война, как это иногда (и не без основания) казалось их оседлым соседям. У себя дома, на просторах родной степи, они разводили стада и табуны, охотились, занимались ремеслами, проводя жизнь в вечных поисках того, что древние хроники называли «привольем в воде и траве».
Степной горизонт не замыкал их своим кругом, пылающим на восходе и на закате, а манил все дальше и дальше. Где-то там, за его чертой, лежала скифская страна Муравия с ее вечным и неистощимым привольем в воде и траве. В поисках приволья скифы легко снимались с места. Взрослые и дети, женщины и старики, они как бы срослись со своими конями и стали походить на кентавров - полулюдей-полуконей греческих мифов.
Но были среди них и те, кто нашел свое пристанище навсегда. Те, кого не сдвинешь с места. Те, чьи дома не соберешь и не увяжешь в тюки. Те, кто, живя иной, отдельной от живых жизнью, все же продолжали числиться в составе своего племени и даже не были сняты с довольствия, ибо им, как божествам, тоже приносились жертвы.
Скифов везде и всюду сопровождали тени их предков. Они как бы продолжали незримо заботиться о живых и, в свою очередь, требовали от них заботы. Их-то дома-гробницы и собирался защищать Иданфирс.
Но предводитель скифов, видимо, не знал, что ни персы, ни кто другой уже не в силах были разрушить и осквернить эти гробницы. Ведь их почти сразу же после похорон, рискуя жизнью и честью, опустошали сами скифы, возможно, даже родичи покойных, хитроумные грабители, которым было точно известно, где что лежит.