Меч Вайу
Шрифт:
Мысли Тихона неожиданно прервала громкая команда начальника судна; звякнули большие щиты, подвешенные вдоль бортов и предназначенные для защиты от неприятельских стрел и дротиков, – воины проверили надежность креплений – и загудели тетивы дальнобойных луков.
– Биремы! – поклонившись Тихону, выкрикнул начальник судна, показывая в сторону берега.
– Чьи? – спросил Тихон, ощупывая прочную двойную кольчугу под плащом.
– Пока не знаю…
– Здесь начинаются земли племени напеев… – задумчиво сказал переводчик царя Фарнака, всматриваясь в биремы, охватывавшие их судно привычным для пиратов приемом – с носа и кормы.
Встреча с басилевсом напеев, одного из племен тавров, и был конечной целью путешествия Тихона. Три племенных союза тавров владели землями горной Таврики – синхи, напеи и арихи. До прихода скифов в Таврику им принадлежали и предгорья, и обширная
Басилевс Окит, сын эллинки, красавицы-наложницы из гарема отца, от которой он и получил свое эллинское имя (что, впрочем, не считалось чем-то из ряда вон выходящим – среди тавров немало было смешанных браков и не только с эллинами, но и со скифами, меотами и даже сарматами), взяв в руки священный жезл правителя племени, оказался на удивление энергичным и предприимчивым предводителем буйного союза напеев. За короткий срок железной рукой обуздав зарвавшихся вождей, переставших признавать верховную власть басилевса, Окит хитроумными маневрами добился главенства в союзе с басилевсами синхов и арихов – тоже его детищем. Создав сильную воинскую дружину из сыновей знатных семейств напеев и вспомогательное войско из синхов и арихов, Окит тем не менее не стал выяснять отношения с царем Скилуром, несмотря на то, что скифы с давних пор были основными врагами тавров. Не по годам мудрый басилевс смекнул, что лучше жить в мире с грозным соседом, и даже породнился с одним из военачальников царя скифов, выдав за него замуж свою сестру.
Но, конечно же, и Окит не остался в накладе из-за своей примиренческой политики. Обезопасив тылы устным договором с царем Скилуром и заручившись поддержкой Херсонеса, (с херсонеситами тавров связывала единая религия – поклонение Деве, праматери богов), а также пользуясь благосклонностью Боспора, где было много полноправных граждан, тавров по происхождению, и ольвиополитов, не принимавших всерьез возросшую мощь тавров и даже надеявшихся использовать их, столкнув со скифами, как некое противоядие захватническим устремлением царя Скилура, басилевс исподволь, не торопясь, создал сильный флот, рассеянный для маскировки по многочисленным бухтам Таврики, укрепил город Плакию, построил несколько крепостей на основных горных перевалах и основал в труднодоступном месте в горах свою столицу. Впрочем, она была мало похожа на престольный город в общепринятом смысле слова – просто около сотни одноэтажных зданий из нетесаного камня да мощные оборонительные стены, сложенные из огромных каменных глыб навалом, издали напоминали осыпь. Поэтому для непосвященного человека отыскать среди скал пристанище Окита было задачей многотрудной.
Кроме того, басилевс тавров через доверенных людей занялся весьма выгодными торговыми операциями, приносившими ему немалые барыши. На первых порах биремы тавров только сопровождали морские торговые караваны херсонеситов, защищая их от пиратов. Затем за помощью к басилевсу Окиту обратились и ольвиополиты – им составили протекцию купцы Херсонеса. Их предложение было заманчиво: составить компанию по тайной продаже зерна в метрополии припонтийских колоний эллинов, потому что из-за значительно возросшей мощи скифского флота они боялись предпринимать подобные мероприятия на свой страх и риск без соответствующей поддержки. Басилевс для виду поколебался, а затем заломил такую цену, что бывалые купцы- ольвиополиты за голову схватились – надеялись провести недалекого варвара, да сами попали впросак. Но выбирать не приходилось – по сравнению с крохами, перепадавшими им от царя.
Скилура, прибыль от сделок с Окитом, даже учитывая немалые отчисления в пользу басилевса, была куда весомей. Скрепя сердце и втихомолку призывая на хитроумного варвара гнев богов (но только не в ущерб торговле!), ольвийские купцы согласились на его условия.
Тем временем Окит, вовсе не удовлетворенный подчиненным положением в торговле хлебом, пусть и приносящим хороший доход, но все-таки значительно меньший, чем купцам-ольвиополитам, втайне от своих компаньонов стал и сам приторговывать. По проторенной эллинами дороге таврские купцы проникали на рынки припонтийских государств,
85
Эмпорий – крупный рынок со складами или торговая гавань портового города.
Фарнака, как до сих пор удавалось басилевсу Окиту в отношении других дипломатов, менее искушенных в высокой политике и дебрях торговых взаимоотношений, было невозможно: за всем этим угадывалась – небездоказательно, благо в осведомителях и среди тавров у Тихона недостатка не было, – рука и железная воля басилевса-полуварвара.
И еще один источник дохода был у повелителя тавров, источник, скрытый даже от ближайшего окружения Окита, не говоря уже о всех остальных, – морское пиратство. Если раньше каждый вождь племени занимался морским разбоем на свой страх и риск, то теперь, при значительно возросшей силе флота тавров и полном подчинении племенных вождей басилевсу, подобные пиратские операции стали осуществляться планомерно, с большим успехом и малыми потерями и приносили огромную прибыль. Даже сатархи вынуждены были считаться с этим обстоятельством и уже не посягали на прибрежные морские воды у владений тавров. Поэтому нередко случалось так, что торговые караваны эллинских купцов, идущие в сопровождении боевых кораблей тавров, пропадали без вести даже в хорошую, не штормовую погоду. И плодились, как грибы после дождя, среди припонтийских эллинов-колонистов различные домыслы, которые затем, обрастая фантастическими подробностями, становились легендами. В них, вместо истинных виновников исчезновения торговых караванов, выступали и одноглазые циклопы, и огромные морские чудища, подданные бога морей Посейдона, разгневанного за какую-либо провинность на мореходов, и сладкоголосые сирены-искусительницы, и кровожадные многорукие великаны…
Но Тихон был склонен меньше всего верить в эти небылицы. Конечно, сведения такого рода тавр-пере-водчик держал при себе, надеясь в будущем извлечь из них немалый дипломатический капитал для своих нужд. И вот такой момент наступил, тем более, что басилевс Окит уже предпринимал попытки встретиться со своим знаменитым земляком. Интерес басилевса тавров к своей особе Тихон истолковал так: Окит, похоже, решил попытаться сыграть на чувстве патриотизма соотечественника, чтобы привлечь его на свою сторону и получить возможность расширить торговые операции тавров в Понте Евксинском, используя для этого обширные связи переводчика-дипломата. А также использовать Тихона в качестве осведомителя и тайного агента при царе Фарнаке, чтобы быть в курсе событий в припонтийских государствах, событий, которые не могли не интересовать тавров в силу их политики неприсоединения. Проще говоря, бесилевс тавров хотел держать нос по ветру, извлекая из этого немалые выгоды.
Конечно, на кое-какие уступки ему придется пойти – Тихон ясно отдавал себе в этом отчет, – чтобы Окит помог ему в освобождении матери. Но на какие именно – над этим стоило подумать основательно. И Тихон от самой Ольвии мысленно строил план будущих переговоров с басилевсом, заведомо зная, что они будут отнюдь не легкими, потому что Окит был вовсе не таким простаком, каким пытался выглядеть…
– К бою! – уже не обращая внимания на пассажира, застывшего в нерешительности и не знающего, что предпринять, скомандовал начальник судна: биремы приблизились на расстояние выстрела из лука, и малейшее промедление могло стоить жизни.
Искусным маневром судно выскользнуло из клещей бирем и, повернув круто по ветру, стало набирать ход, нацеливая таран в борт одной из них.
– Это тавры! – в паузе между командами крикнул начальник судна Тихону.
Но переводчик уже видел это и сам: вымазанные жертвенной кровью деревянные фигурки Девы высились на носовых частях обеих бирем.
– Стой! – властно приказал Тихон начальнику корабля. – Отверни в сторону…
Приказание было выполнено беспрекословно: ольвийская бирема, неожиданно для пиратов, приготовившихся к худшему – уйти от быстроходного судна у них не было никакой возможности, и удар тараном тут же отправил бы их на дно, – оказалась позади судна тавров, и они, ошеломленные, даже не пустили ни одной стрелы. Описав короткую дугу на воде, ольвийская бирема снова повернула носом к судам тавров.