Меч Вайу
Шрифт:
Значит, думал Тихон, он поторопился с выводами, – миссия Герогейтона закончилась провалом.
И теперь жрец, уже вложивший немалые суммы под залог будущих барышей от торговли зерном и милостей Фарнака I Понтийского, пытался спасти положение, чтобы и вовсе не остаться внакладе. И последней его надеждой был Тихон с его незаурядными дипломатическими способностями. Сам же Герогейтон направился в Херсонес. Причины этого в своем коротком послании он не пояснял, но Тихону объяснений и не требовалось – видимо, Герогейтон решил просить помощи у херсонеситов под предлогом оказания содействия святому делу борьбы против варваров, а на самом деле, чтобы пополнить изрядно опустевшую казну храма
Посольство сатархов было многочисленно: воины охраны басилевса, слуги и с десяток приближенных, знать сатархов. Рослые, крепкие сатархи, разодетые в богатые одежды, с гордым и надменным видом посматривали на вождей тавров. Те, словно сговорившись, были одеты просто, непритязательно, и только оружие сверкало золотом и драгоценными камнями отделки.
Басилевс сатархов, тощий и седобородый старик, видимо, изрядно устал в дороге – преклонные годы давали о себе знать, – но свою старческую немощь он успешно скрывал под маской спокойной сосредоточенности и некоторой медлительности.
После непродолжительной трапезы, во время которой вместо обычного вина подавали холодную ключевую воду, вожди тавров и басилевс с приближенными уединились в просторной хижине главного жреца Девы, служившей одновременно и местом тайных совещаний. Воины и слуги удалились за пределы святилища, к подножию утеса, где для них был приготовлен сытный обед и боспорское вино, а немногочисленные жрецы остались охранять вход. Кроме знати, на совет были допущены Тихон и главный жрец таврской святыни, костлявый морщинистый старец с пронзительным взглядом.
– Мы рады приветствовать наших братьев… – басилевс Окит говорил, всем своим видом давая понять надменным сатархам, что ему лестно принимать их в своих владениях и что он готов пойти навстречу любой их просьбе.
Тихон в душе грустно улыбнулся: уж кто-кто, а Окит на поводу у сатархов не пойдет, если не усмотрит в их предложениях выгоду для себя – цветистые выражения басилевса были больше дипломатического свойства, чтобы усыпить бдительность сатархов и заставить их раскрыть свои истинные замыслы. Но при их подозрительности и недоверчивости это было непросто. Намерений сатархов Окит не знал, а Тихон решил пока не посвящать его в сложные перипетии политической интриги царя Фарнака, чтобы не спугнуть проницательного повелителя тавров и не дать ему времени для размышлений. Согласие на участие таврского флота в военных действиях против скифов нужно было выбить из Окита во что бы то ни стало.
– …Когда племена сколотов пришли в наши края, отобрали наши земли и изгнали нас в бесплодные горы, – басилевс сатархов говорил медленно, тщательно обдумывая каждое слово, – наше бессилие мы оправдывали своей малочисленностью. И только в этом искали причину позорного поражения, так как в трусости нас никто упрекнуть не мог. Чтобы отгородиться от нашествия сколотов, наши предки выкопали глубокий ров на перешейке Таврики, от Меотиды до Ахшайны [92] – и посчитали, что этого вполне достаточно…
92
Ахшайна – Черное море (сармат.)
Чувствовалось, что басилевс сатархов начал волноваться; уязвленная гордость сродни мести: она неистребима и всегда тревожит и болит, словно незажившая рана.
– Но сколоты доказали, что этого мало. Единство! – вот то оружие и та сила, способные противостоять завоевателям.
Окит уже, видимо, понял, к чему клонит басилевс сатархов, и слегка нахмурился: ему вовсе не хотелось затевать драку со скифами, благосклонно относившимся к таврам. Тем более, что военная мощь царя Скилура не вызывала сомнений. Потерять значительно легче, чем приобрести, – эту мысль осторожный и хитроумный Окит впитал с молоком матери и всегда руководствовался ею во всех своих делах и начинаниях.
Тихон, внимательно за ним наблюдавший, понял, что ему предстоит многотрудный поединок, чтобы все-таки склонить басилевса тавров присоединиться к предложениям, высказанным в заключение своей речи сатархом. Чувство брезгливой ненависти к сатархам, которое он все время давил в себе с большим трудом, уступило место озабоченности за исход переговоров. Тихон мысленно наметил главные пункты предстоящего выступления – любой промах мог свести на нет все его усилия.
Помрачнели и другие вожди тавров; похоже, вспомнили обиды, нанесенные им сатархами. И вот теперь они ищут у них же поддержки. Конечно, таврам не раз нашептывали подобные предложения и эллины-колонисты – им соседство сколотов не сулило ничего хорошего, и они хотели противопоставить варварам Скилура хоть какую-нибудь силу. Но эллины, кроме посулов, подкрепляли свои доводы звонкой монетой, а что возь-мешь с прижимистых сатархов?
Все эти соображения Тихон разгадал без затруднений. «Придется Герогейтону снова раскошелиться, – подумал он, на миг представив кислую мину старца, когда тому придет такая весть. – Будем уповать на то, что херсонеситы не откажут в помощи хотя бы деньгами. На большее трудно рассчитывать, потому что они сами ждут выполнения обещаний царя Понта. Обещаний, за какие я бы медной лепты [93] не дал…»
93
Лепта – самая малая денежная единица из меди.
Мнения вождей тавров разделились: большинство высказывалось против союза, и только вожди горных тавров-архихов, кому с превеликим трудом удавалось сдерживать воинственные порывы соплеменников, жаждущих пограбить богатые поселения сколотов в предгорьях Таврики, и кому особо бояться сколотов в случае неудачи не приходилось из-за труднодоступности их горных жилищ, с азартом поддержали предложение басилевса сатархов. Сатархи в ответ приводили свои соображения. Разгорелся спор, в вскоре все запутались в доводах, и дело вот-вот должно было дойти до взаимных упреков и воспоминаний о старых распрях и обидах.
Только три человека хранили молчание: басилевс Окит – он, похоже, думал, склонив голову, о чем-то другом, закаменев лицом; главный жрец Девы – тот сидел, прислонившись к столбу, поддерживающему крышу хижины, и, полуприкрыв глаза, казалось, спал; и Тихон – он расположился рядом с жрецом, но чуть позади вождей и жадно ловил тот момент, когда его речь должна была произвести наибольший эффект. Что его опередит Окит, посол царя Фарнака не боялся, так как знал: басилевс тавров напряженно ждет именно его выступления, чтобы принять окончательное решение.