Меч Вайу
Шрифт:
– Я приветствую тебя, глубокоуважаемая, – на эллинском языке ответил ей Тихон, снова склонившись в поясном поклоне. – И желаю тебе и твоему дому благосклонности богов.
При первых же словах тавра женщина встрепенулась; напыщенность и важность на ее лице сменило чувство, глубоко упрятанное в душе полурабыни, – чувство радости и счастья от мимолетного соприкосновения с тем далеким и незабываемым, что не удалось вытравить из ее сознания рабской зависимостью от скифского влады-чества и что проснулось теперь при звуках родной речи.
– Кто ты? Откуда? Что тебе нужно? – порывисто шагнула к нему женщина, от неожиданности заговорившая на наречии миксэллинов [90] .
– Я
– Я эллин на службе у басилевса Окита… Мне нужно видеть твою госпожу…
Женщина отшатнулась от него, опустила голову. Тихон почувствовал, как мелкий озноб пробежал по телу, иссушив губы; он ждал ответа, не смея шевельнуться.
90
Миксэллины – потомки смешанных браков эллинов с местным населением.
– Госпожа… – женщина говорила с трудом уже на чистом эллинском языке. – Госпожа ушла в царство Аида [91] …
Тихон почувствовал, что теряет сознание; пошатнувшись, он оперся о стену дворика. Перед глазами замелькали огненные кольца, перехватило дыхание.
– Когда?.. – язык стал чужим, непослушным…
Возле усыпальницы, где покоилось тело матери, Тихон просидел ночь и следующий день – мрачный, отрешенный, безмолвный: он опоздал всего лишь на полмесяца…
91
Аид – царство мертвых.
Встревоженные его состоянием купцы поторопились свернуть торжище, так и не распродав свои товары. Они почти силком увезли Тихона, безвольного и опустошенного, подальше от Хабей, памятуя наказ Окита: за жизнь приближенного царя Фарнака они отвечали головой.
С той поры прошло чуть больше месяца. Сочувствуя горю Тихона, басилевс Окит не препятствовал его желанию уединиться в Священной Роще. Жрецы Девы, безмолвные и суровые, как сам Ксоан, были вполне подходящей компанией безутешному переводчику-тавру: на глаза ему попадались редко, стараясь не тревожить грустного одиночества гостя, а еда и питье появлялись в его хижине словно по мановению волшебной палочки, невесть откуда и кем принесенные, чему при других обстоятельствах Тихон немало бы подивился.
Но сегодня его затворничеству пришел конец. Два дня назад прибыл гонец басилевса Окита с важным известием: в святилище Девы состоится тайный совет вождей тавров, – к ним пожаловало посольство сатархов во главе с одним из двух басилевсов, правящих племенным союзом. Это говорило о том, что назревают события немаловажные. Похоже, рассудил Тихон, жрец храма Аполлона Дельфиния в Ольвии Герогейтон наконец добился цели, преследуемой в своих замыслах царем Фарнаком I Понтийским. Племена сатархов, малочисленные, но хорошо организованные, были рассыпаны по побережью Таврики, к северу от поселения тавров. В отличие от тавров, занимавшихся добычей соли, земледелием, рыбным промыслом и выпасом домашних животных, в основном коз и овец, сатархи с незапамятных времен промышляли морским разбоем; и не безуспешно – одно упоминание их имени наводило трепет на купцов Понта и Боспора. Но с тех пор, как наварх царя Скилура Посидей основательно потрепал флот сатархов возле острова, где находилось почитаемое ольвиополитами святилище Ахилла Понтарха, владыки Понта Евксинского, дела их пришли в упадок.
С племенами тавров у сатархов отношения были довольно сложны и запутанны. Общность религии и кровное родство, корнями уходившее в глубь веков, когда до прихода скифов в Таврику сатархи и тавры были в едином племенном союзе, в какой-то мере накладывали
Разрозненные, раздираемые внутренними противоречиями племена тавров до поры до времени не могли оказать существенного отпора сатархам, пока басилевс Окит не объединил синхов, напеев и арихов и не создал свой флот. Несколько крупных стычек на море и два-три внезапных, хорошо подготовленных нападения на поселения сатархов отрезвили их заносчивых вождей, сразу же смекнувших, что теперь с таврами лучше жить в мире. Сатархи мирный договор заключать не стали – все из-за того же пренебрежительного отношения к утратившим воинский дух и свободолюбие таврам, многие из которых находились в зависимости от апойкии эллинов и обрабатывали за плату земельные наделы колонистов. Но часто обменивались посольствами, принимали участие в торжественных жертвоприношениях в Священной Роще и приглашали тавров участвовать в похоронных тризнах на родовом кладбище сатархов – оно находилось в горах Таврики (усопшим сатархи воздвигали небольшие курганы неподалеку от поселений, совершали обряды, но набальзамированные тела хоронили в каменных ящиках среди угрюмых скал горной долины).
Тихон долго стоял у края пропасти, вглядываясь в панораму гор, и сосредоточенно думал. Предстоящий совет представлял событие немаловажное, выгоду из него нужно было получить наибольшую; но как потушить в груди пожар ненависти, испытываемый переводчиком-тавром к людям, убившим отца и лишившим его свободы?
Басилевс Окит приветствовал Тихона по-братски – обнял и, прижавшись лицом к его щеке, нараспев проговорил коротенькое приветствие-молитву – с ней тавры обычно встречали самых дорогих и близких людей.
– Как себя чувствуешь? – сочувственно спросил он осунувшегося Тихона.
– Готов быть полезен тебе, – уклончиво ответил переводчик, подчеркнув этим, что теперь личное должно отодвинуться на задний план.
– Спасибо, – мягко улыбнулся Окит и вручил Тихону свернутый кольцом неширокий длинный ремень. – Это тебе. Гонец от Герогейтона, к сожалению, чересчур торопился и погиб, сорвавшись в пропасть.
«Несчастный случай, или?..» – мелькнуло в голове Тихона, но он тут же отбросил эту мысль – ни к чему Окиту добывать тайны таким способом, тем более басилевс наверняка знал, что надпись на ремне, выполненная водостойкой краской, шифрованная.
Уединившись в хижине, Тихон вынул из походной сумы короткую толстую палку, тщательно оструганную и отполированную, так называемую скиталу (точно такая же была и у Герогейтона), плотно намотал на нее ремень и принялся разбирать послание жреца. Буквы, написанные поперек витков, складывались в слова, и Тихон, тщательно вникая в смысл коротких рубленых фраз, вскоре понял, какие соображения руководили главным жрецом храма Аполлона Дельфиния, когда тот в такой спешке снаряжал к нему гонца.
Флот сатархов в очередной раз попал в западню, устроенную все тем же неугомонным и талантливым флотоводцем царя скифов Посидеем, и в очередной раз около двух десятков пиратских бирем ушло на дно Понта Евксинского. Переговоры, проведенные Герогейтоном, увенчались было успехом, но победа скифов подействовала на вождей пиратов отрезвляюще. И все усилия жреца пошли насмарку. Единственное, что удалось ему выбить из заупрямившихся басилевсов-сатархов, – это согласие на участие в переговорах с вождями тавров. И только в случае, если тавры пошлют часть своего флота на помощь сатархам и примут участие в блокаде Ольвийской гавани и морских караванных путей, можно было надеяться на успех затеянной царем Понта военно-политической интриги.