Меч Владигора
Шрифт:
Лестница была довольно крутой, что вызывало у Ареса едва сдерживаемое раздражение: не хватало еще шею себе свернуть! Поэтому к следующей двери, возле которой заканчивалась каверзная лестница, он подходил уже в самом скверном своем состоянии, то есть был готов изничтожить любую живую тварь, если бы она имела наглость попасться ему на глаза.
Разумеется, никаких тварей не попадалось. За железной дверью, в мрачной штольне, вырубленной внутри гранитной скалы, не было ничего живого, вернее, ничего живого по-настоящему.
Посреди шестиугольника,
Схожие мысли посещали Ареса во времена его первых визитов к «ледышке» (именно так он обозвал увиденное и — порученное к охранению), но вскоре они сменились иными — подленькими. Никогда бы Арес в том не сознался, однако в черной своей душе понимал: на чародея, закованного в ледяной хрусталь, он давно смотрит как на бессильную и бессловесную игрушку, в лучшем случае годную для издевательств, не более.
Аресу было известно имя чародея — Калин. Он был тезкой и духовным наставником Ладанейского князя, одним из двенадцати чародеев, опекавших Братские Княжества. Черный колдун не знал, где и как Триглаву удалось пленить Калина, это его даже не интересовало. Он лишь надеялся, что место заключения никогда не станет известно собратьям чародея. В противном случае они наверняка заявятся на остров, чтобы освободить Калина, и уцелеть в битве против нескольких могущественных мастеров Белой магии ему, Черному колдуну, вряд ли удастся.
Этот страх, смешанный со злорадством и раздражением, порой вырывался наружу, но в весьма причудливых формах. Стоя перед скованным чародеем, Арес то крыл его самыми грязными словами, то хвалился очередными победами, одержанными Злыднем в Поднебесном мире, то расписывал свои «шуточки» над заблудившимися охотниками. Ему доставляло удовольствие видеть муку в живых глазах Калина, знать, что тот слышит каждое слово и ничем не может ответить.
Конечно, с большим бы наслаждением Арес подверг пленника телесным пыткам, в коих он был искусным умельцем. Но плоть чародея, покрытая наслоениями магического льда, была ему недоступна. Оставалось утешаться сознанием того, что душевные муки зачастую ужасней физических.
Иногда, спустившись к пленнику, Арес замечал в его взгляде некую странность: Калин словно всматривался в самого себя — с отвращением и тревогой, полностью отрешаясь от происходящего вне его ледяного кокона. Сначала колдун даже расстроился, решив, что чародей сходит с ума. Измываться над умалишенным ему было бы не очень интересно. Однако вскоре он узнал причину этого взгляда. Оказалось, Великий Господин проникал в разум чародея, выуживая из него всякие полезные сведения. Калии, ясное дело, сопротивлялся, отчаянно воюя с собственным мозгом. Вот тогда он и «уходил в себя» — ставил мысленные заслоны, отсекал захваченные Триглавом участки, выстраивал многомерные
В конце концов Великому Господину надоело с ним возиться, и чародей был передан в распоряжение Ареса. Не в безусловное, к сожалению, но достаточное для того, чтобы хоть немного развевать скуку, ежедневно вымещая злость на беспомощном узнике.
Обязанности Черного колдуна в отношении «ледышки» были просты. Регулярно осматривать магический кокон и укреплять его особым заклинанием, дабы не появилось ни малейшей трещинки, через которую чародей мог бы вступить в мысленное общение с собратьями, а то и вовсе освободиться, разбив ледяные оковы.
Впрочем, за два года своей рутинной службы Арес ни разу не обнаружил даже намеков на какие-либо повреждения. Магия Триглава действовала надежно и безошибочно…
Сегодня он спустился к узнику в последний раз.
Привычно и быстро оглядев подернутую инеем поверхность кокона, он, язвительно усмехаясь, протер рукавом лед возле глаз чародея — чтобы тот мог лучше рассмотреть своего истязателя.
— Как поживаешь, Калин? — спросил он с нарочитым сочувствием. — Цвет лица у тебя нездоровый. Может, печень побаливает?
В глазах чародея застыла бесконечная усталость. Он был лишен возможности хотя бы на несколько мгновений сомкнуть веки или закрыть уши ладонями, поэтому видел и слышал все, вытворяемое Аресом.
— Или не в печени дело, а просто я плохо твои зенки прочистил? — ерничал колдун. — Ну, это поправимо!
Он смачно плюнул в лицо чародея. Конечно, плевок не достиг цели — поганая слюна лишь растеклась по прозрачному льду, как по слюдяному оконцу. Но Аресу было довольно того, что в глубине глаз Калина засверкали искорки ненависти. Он громко захохотал.
— Что, дурило, так бы и растерзал меня голыми руками? Ан ручки-то нынче у тебя коротки. Правильней сказать — вовсе нет ни ручек, ни ножек. Стоишь, как чурбан, ничего изменить не в силах. А почему? Потому что против Триглава, Великого Господина всего сущего на земле, надумал, балбес, людей повернуть. Будто не знаешь, что людишки грязны, лживы и злобны. Они всегда были и будут рабами Злой Силы! Изменить их никто не сумеет. Вы, чародеи, только силенку свою напрасно тратите и жизнь задарма отдаете. Неужто ты этого еще не понял?..
Жаль мне тебя, Калин, — продолжал Арес. — Чего упирался, когда Триглав в твоих мозгах шуровал? Согласился бы нашу сторону принять, глядишь, и сделал бы тебя Великий Господин своим подданным. Был бы сейчас богат и свободен, почестями окружен и невольницами обласкан. А так что вышло? Ни тебе жизни, ни нам пользы. Не хочет больше Господин время на тебя тратить, а посему ждут тебя нынче в полночь смерть и забвение. Жаль, не увижу, поскольку в этот час далеко буду — в Борее, где у Волчьего Братства во мне нужда большая возникла. Но не обольщайся, чародей. Все равно по моей воле, от моих заклинаний погибнешь! А значит, смерть будет лютой и долгой. Тебе все понятно, надеюсь? Ха-ха!