Меч Заратустры
Шрифт:
Триста километров до Шамбалы письмо Гарина пробежало меньше чем за сутки. Царь Востока принял его из рук бывшего чемпиона России по марафонскому бегу и прочитал:
«Володя, если не хочешь стать мне врагом, не трогай Москву. Я же знаю, что ты хочешь сделать».
Царский ответ приехал в Белый Табор на паровозе. Эстафета донесла его только до города, а на Белорусском вокзале уже ждал армейский поезд.
Президент Экумены встретил его там, где кончается дорога.
Ответ гласил:
«Я ничего не хочу делать. Все делается само собой».
10
Расстояние
Встретить покойника – и вообще-то не к добру, а тут еще мертвец оказался бойцом из группировки Варяга. Его грохнули мятежные дачники – в потасовке, не нарочно, и умер он не сразу. Знахари в Агаповке отпаивали его настоями, прикладывали к ранам белую землю, но это не помогло.
Только и успел перед смертью сказать, чтобы похоронили его на Ваганьковском кладбище и непременно рядом с Высоцким.
Сами братки в Москву его не понесли. Даже бурные поминки не стерли из их памяти то, что на Истре объявлена готовность номер один и казарменное положение. Нарушение режима чревато гневом Варяга, а он во гневе страшен.
Так что бойцы ограничились тем, что взяли в заложники группу дачниц с детьми и домашним скотом и послали с покойником их мужей и любовников, пригрозив, что если те его до Ваганьковского не донесут и рядом с Высоцким не положат, то заложникам не жить. Домашний скот сначала зарежут а потом съедят, а жен и дочерей сначала изнасилуют, а потом зарежут.
Мужья и любовники плелись по дороге, каждые три минуты устраивая перекур, и между делом обсуждали, что будет, если выкинуть гроб в придорожную канаву, а браткам сказать, что доставили его по назначению. Правда, бойцы требовали принести справку от кладбищенского попа, и разговор вертелся вокруг того, чем бы ее написать и на чем.
Тут появился Варяг, который разом разрешил все проблемы. Он приказал пейзанам закопать покойника у дороги и возвращаться домой.
– А с теми недоумками я разберусь. Им мало не покажется, – объявил он тоном строгого, но справедливого хозяина.
Илья Муромец при этих словах с многозначительным видом положил руку на рукоятку меча. И первым тронулся дальше.
Но у города Зеро свои законы. Здесь дорога никогда не кончается и с каждым шагом только сильнее ощущение, что все окружающее – это просто чей-то затянувшийся глюк.
Три белых вороны, с громким карканьем слетевшие с ветвей, заслышав топот копыт, лишь заставили путников вздрогнуть. А когда наперерез кортежу из-за кустов вылетел по-зимнему белый заяц-мутант, убегающий от черной кошки, им пришлось собрать все свое мужество, чтобы не остановиться.
Тринадцать голых девушек, которые с гиканьем высыпали на дорогу и исчезли за кустами на другой стороне так быстро, что все единогласно признали
– О русская земля! Уже за шеломянем еси!
– За чем? – ошалело переспросил кто-то из боевиков.
– Не зачем, а где, – поправил его более осведомленный былинник Муромец. – За холмом.
Но и он уже с большой опаской ожидал, что же встретится им за следующим поворотом. И даже вздрогнул, когда увидел там еще одну девушку.
Она была одета, как все люди, и легко переступала босыми ногами по траве у обочины. Но завидев всадников, вдруг сорвалась с места и побежала в обратную сторону по асфальту.
Мечислав Кировец пустил коня вскачь и без труда догнал путницу.
– Эй, красавица! Может, подвезти? – крикнул он.
– Нам не по пути! – ответила она и соскочила с дороги.
Она летела через лес, словно и вовсе не касаясь ногами земли, а Муромец и Кировец были готовы пустить коней в галоп, чтобы гнать ее как зайца – не из каких-то темных побуждений, а чтобы задать пару вопросов на тему, что у вас тут творится.
Но Варяг тормознул их.
– Сказано же – вам не по пути! – бросил он, и словно повинуясь его слову, дорога кончилась.
Юродивый поприветствовал это событие стихами. Похоже, босоногая бегунья произвела на него неизгладимое впечатление – иначе с чего бы ему декламировать во весь голос вирши британского поэта Бернса в переводе Маршака.
Об этой девушке босойЯ позабыть никак не мог,Казалось, камни мостовойТерзают кожу нежных ног…Когда-то юродивый сам писал стихи и даже считал себя выше Пушкина, в связи с чем устроил в предгорьях Шамбалы поместье с крепостными, а сам гордо звался Александром Сергеевичем Стихотворцем. Но восстание рабов перевернуло все с ног на голову, и Стихотворец чудом унес оттуда ноги.
Варяг подобрал его, нищего и оборванного, когда Стихотворец побирался на паперти и потешал народ цитатами из умных книг. В его голове, как у того кота Василия, перемешалось великое множество обрывочных цитат, и Варяга он встретил криком:
– О! Несытые зеницы! И здесь царствуешь, и там хочешь царствовать!
Великий князь Иван Калита на это, помнится, не обиделся, а Варяг скорее всего просто не понял. И взял Стихотворца к себе. Все-таки они были старые знакомцы – ведь это лучший друг Варяга Шаман сосватал поэту поместьице у Поднебесного озера.
Теперь Шаман продался Царю Востока, а Стихотворец нет. Его охмурили попы и монахи, которые укрыли помещика у себя в скиту, когда его крепостные рыскали вокруг, горя желанием содрать с него кожу живьем. Такая перспектива была вполне реальна, и немудрено, что Стихотворец поехал крышей и сделался юродивым.