Меченосец
Шрифт:
— Не слишком ли вы большую свиту привели, явившись засвидетельствовать покорность империи?
— Мне говорили: сколь великую силу и роскошь не покажи Сартайну, все будет мало.
— Видимая мною сила не кажется столь уж великой.
— Возможно. Тем не менее я прошу позволения войти и удостоиться аудиенции с императором и Верховным магистром. Я вижу, их с вами нет. Мне любопытно почему.
— Они заняты. Несомненно, господа глубоко опечалятся, узнав, что так и не смогли встретиться с вами.
Мулене вместе с лучшими умами
— Полагаю, у них не будет повода для печали. Мне необходимо навестить их.
— Император велел передать, что сейчас дорога в Сартайн закрыта. Сир, примите мои извинения.
Фальшивая вежливость, уклончивость, обиняки. Петралийский — идеальный язык для дипломатов и всех, кто не желает изъясняться прямо.
— Это решение окончательно и не подлежит пересмотру?
— Сожалею.
— Прискорбно, хотя и предсказуемо. Готфрид, мои лучшие пожелания! Тайс, и тебе! Кстати, вы не слышали о нашей общей знакомой из Соммерлафа? Мне кажется, она крайне заинтересована во встрече со мной.
А, значит, и он в курсе, что Нерода выжила. И пока не считает ее опасной.
— Увы, ничего, — ответил юноша и добавил на всякий случай: — А ты, случаем, не слыхал о ней?
Миньяк улыбнулся устало и грустно.
— Она всегда там, где ты ее не видишь, — прямо за спиной. Граф, как я понял, говорить нам больше не о чем?
— Совершенно верно, — ответил тот, нахмурившись: о чем беседовали Алер с Готфридом, для него осталось загадкой.
— Что ж, чему быть, того не миновать.
С тем миньяк вернулся к свите, на ходу указав, будто в призыве, на восток.
— Это еще что значит? — спросил Хильдрет.
— Не представляю, — ответил Готфрид уклончиво. — Миньяк — сложный человек.
— Придется собственной шкурой выяснить, — буркнул гном. — Все, пошли наверх!
Со стены открывался весь горизонт. На востоке его застило низкое черное облако. Оно бурлило, выплескивая отростки и клубы, которые тут же снова втягивались в общую массу.
— Оттуда — гроза? — удивился Хильдрет. — Передать всем — тревога!
Сигнальщики с флажками и зеркалами сообщили фортам и Сартайну. Защитники приготовились.
Миньяк же принялся маневрировать, но не атаковал. Готфрид глянул на небо: тьма близилась, местами вздымаясь огромной волной, закрывавшей утреннее солнце. Что за жуткое диво? Оружие готово, все на постах — осталось только дождаться. Но как невыносимо долго тянутся минуты!
— Это же птицы! — изумленно выдохнул юноша. — Здоровенные летучие твари!
— Сети нужны! — Хильдрет чертыхнулся.
— Слишком поздно, — заключил Рогала.
Но граф все равно велел просигналить на остров: пусть соберут у рыбаков, обшарят все баркасы и лодки, чтоб к следующей атаке приготовиться.
— Вот это по мне! — Гасиох расхохотался. — Вот это оптимизм!
— Заткнись! — рявкнул
Потемнело.
— Надеюсь, эта крепость и впрямь так неприступна, как уверяют, — пробормотал Готфрид, начавший сильно в том сомневаться.
Твари были размером с терьера, с крокодильими челюстями и длинными кожистыми крыльями. Сотни тысяч их обрушились на Мураф. От их смрада перехватывало дыхание. Чудовищами двигала не злоба и даже не хищная ярость. Они не знали сомнений, страха и боли, не ведали ничего, кроме голода. Их создали во времена даже для Соммерлафа древние как раз для таких атак. Будто живые ножи, инструменты, безразличные к хозяину, они умели только жрать и плодиться в ожидании следующего нападения. Ночной народ Анзорга переловил их и изгнал из мира людей, запечатав под землей, погрузив в сон среди пещер глубоко под городом. А миньяковы исследователи вдруг наткнулись на текст с руководством по их приручению. Не иначе, Хучайн снабдил избранника новым оружием.
Готфрида шатало от вони. Он будто провалился в огромную пещеру, набитую нетопырями. А Добендье с радостными воплями рубил направо и налево. Он предпочитал человечью кровь, но за неимением лучшего мог насытиться и звериной.
Солдаты империи тоже кричали — от ужаса. Летуны гибли сотнями, но на место одного являлось десятеро. Они кидались под ливень стрел, на мечи и копья, раздирали в клочья магическую защиту и тех, кто ее создавал. Чудищ было не отпугнуть, не истребить. Одно спасение — под крышу, за дверь.
Алер двинул войска, его солдат не трогали. Союзники миньяка тысячными отрядами принялись штурмовать форты. Защитники умудрились выстрелить по разу из катапульт, но перезарядить их твари не позволили.
Их становилось все больше. Мураф покрылся трехфутовым слоем трупов. Над Сартайном клубилось огромное черное облако. Горе тем, кто не успел закрыться и заткнуть поплотнее окна!
Крылатая напасть не отступала, сгоняла гвардию со стен в здания. Вентимильцы поднесли лестницы и принялись закидывать веревки с крючьями. Сквозь бойницы, слишком узкие для летунов, сыпались стрелы, и штурм обходился миньяку недешево, но вскоре защитники оказались заперты внутри. Лучшие воины Алера двинулись на Мураф.
Хильдрет с Готфридом и Рогалой дрались вместе. Люди бились спиной к спине, сшибая тварей, гном доканчивал сбитых и сбрасывал вниз. Утомительный труд для всех, кроме Готфрида, черпавшего силы у меча. Граф сдался первым.
— Под крышу, передохнем, — выговорил он, едва дыша. — Вон дверь, идемте.
Они покинули площадку последними. Юноша прикрывал отход. Сделалось так темно, что подступавшие вентимильцы зажгли факелы. На штурм они шли в образцовом порядке, как на параде. Но Мураф, в отличие от фортов, имел множество башен, откуда обрушивались ливень стрел и град горящих смоляных шаров, изрыгаемых машинами — изобретением Хильдрета. Правда, огненные клубки эти больше пугали, чем вредили.