Меченый
Шрифт:
– Да, говорил.
– Так вот, нам стало интересно, – Джоуи бросил взгляд на Ральфа, – что этот Чарли собирается сделать с картиной.
– Вернуть музею, – сказал я.
– Вернуть, правда? – спросил Джоуи. – О, это доброе дело. Как по-твоему, Ральф?
Толстяк кивнул, но, судя по его лицу, бескорыстное намерение Чарли не вызвало у него одобрения.
– Это доброе дело, – сказал он.
– Люди недооценивают такие дела, – продолжил Джоуи Прайд. – Все хотят быть крутыми и жестокими, каждый мечтает стать царем горы. Но доброе дело – это доброе дело. Чарли – чертовски добрый парень.
– Вы, ребята, знакомы
– С кем, с Чарли Калакосом? – переспросил Джоуи. – Конечно, мы знаем Чарли. Мы вместе выросли. Маленький Чарли, добренький Чарли, придурок Чарли, пытающийся обворовать своих старых и верных друзей.
– Что вы имеете в виду под словом «обворовать»?
– Ну, эта картина… она же не принадлежит Чарли, так ведь?
– Вы правы. С точки зрения закона она принадлежит музею.
– Но мы здесь разговариваем не с точки зрения закона. Правда, Виктор? Точка зрения закона хороша для адвокатов и копов, когда они собираются вместе, чтобы обнюхать друг друга, как собаки у пня. Мы здесь говорим о том, что правильно или неправильно. А правильно то, что те, кто много лет назад участвовал в этом деле с Чарли, должны получить свою долю.
– Возможно, – сказал я. – Но это будет трудно, потому что Чарли отказывается говорить об ограблении и о том, кто в нем был замешан.
– А я что тебе говорил, Ральф? Чарли хочет забрать все себе.
– Похоже на то, – согласился Ральф.
– Не все так просто, – сказал я. – Одна помощница федерального прокурора очень решительно настроена выяснить, кто еще, кроме Чарли, участвовал в этом ограблении. Она хочет, чтобы Чарли рассказал все подробности кражи, но он отказывается.
– За теми, кто провернул это дело, до сих пор охотится федеральный чиновник? – спросил Ральф. – Какой смысл?
– Вы правы, смысла нет, потому что срок давности уже истек. Тем не менее она охотится. Я думал, что она просто ищет картину, но дело, кажется, в другом. У нее есть какая-то причина расследовать это ограбление.
Старики переглянулись, как будто знали, что именно ищет Дженна Хатэуэй. «Интересно», – подумал я.
– Я хочу, чтобы вы, ребята, поняли: отказываясь называть подельников, Чарли пытается не обмануть их, а защитить.
– Защитить от денег, – мрачно заметил Ральф.
Я пригнулся, посмотрел сначала на одного, потом на второго.
– Хватит прикидываться. «Они» – это вы, правильно?
Джоуи быстро оглядел бар, прежде чем наклониться к столу и сказать, понизив голос:
– «Они» – это мы.
– Черт возьми, я так и думал. Наверное, это было дьявольски интересное дело.
– Самое замечательное дело из всех, которые мы провернули, – подтвердил Джоуи.
По самодовольным рожам и ухмылкам я понял, что стариков распирает желание предаться воспоминаниям.
– Но я не понимаю одного. По слухам, это была работа банды профессионалов.
– А кто распустил эти слухи? – спросил Джоуи.
– Мы, – ответил Ральф.
– Ну и как пятеро уличных мальчишек провернули крупнейшее в истории города ограбление?
Джоуи поднял кружку, осушил ее, снова наполнил из кувшина и посмотрел на Ральфа. Тот кивнул в ответ.
– Ты никому этого не расскажешь?
– Я адвокат, Джоуи. Если нельзя доверять адвокату, то кому можно?
– Как обычно, – сказал Джоуи, – все началось в баре.
Тридцать
В жизни есть некая линия, объяснил мне Джоуи, которую трудно разглядеть, поскольку она размыта. По одну ее сторону все мечты сбываются, по другую – так и остаются бесплодными фантазиями, в которые веришь только для того, чтобы не умереть с тоски (Джоуи назвал их «мечтами идиотов»). Все четверо никак не могли перейти эту черту.
Ральф гнул металлические заготовки на заводе Карлова, русского сукина сына. Ему хотелось открыть мастерскую – ничего особенного, не «Стандарт пресс стил», просто что-то свое. Но Ральф был бабником, и всегда находилась женщина, на которую он спускал деньги. Его мечта о том, чтобы стать самому себе хозяином, была такой же пустой, как его банковский счет.
Хьюго тоже мечтал о собственном бизнесе. Хотел заделаться магнатом. Он поступил в колледж, но взял академический отпуск, когда его отец заболел. Он думал, что заработает немного денег, поможет матери и вернется к учебе. По какой-то причине план не удался. Хьюго так и остался на стройке. Он укладывал бетон, брал у подрядчика авансы и засиживался допоздна в барах, стремясь забыть о колледже и о стройке.
Все, что хотел Чарли, – это сбежать от матери, найти себе девушку, купить дом и зажить самостоятельно. Это была его «мечта идиота». Она представлялась ему такой грандиозной, что он боялся ее осуществить. И вот вечерами он сидел с приятелями в баре, дул пиво и не замечал, как проходят годы.
Джоуи был самым здравомыслящим в этой компании, хотя официально его признали ненормальным. У него было две судимости. В первый раз его арестовали за угон машины, а второй – несколько лет спустя – за то, что он на улице, размахивая пистолетом и огромным деревянным крестом, внушал прохожим, будто Джимми Хендрикса распяли за грехи. Он всегда любил мощные автомобили, мечтал собирать их и с ревом носиться по бульварам. Но когда его в конце концов выпустили из психиатрической больницы штата, он смог найти только одну работу – водителем такси. Он уверял всех, что занимается извозом временно, однако это «временно» тянулось уже дольше его тюремного срока. Для Джоуи жизнь тоже как бы остановилась.
И вот они сидели в баре, проклинали судьбу, с которой тем не менее смирились, как с изношенными, но удобными джинсами, и гадали, заглянет ли к ним Тедди Правитц.
Тедди был ловким парнем – он сумел вырваться из повседневной суеты. Уехав из Филадельфии на Западное побережье, он стал для них чем-то вроде легенды – не столько человеком из плоти и крови, сколько воплощением успеха, не выпавшего на их долю. Они не пытались выяснить, чем он промышляет на западе, но были уверены, что у него жизнь сложилась куда лучше, чем у них. И вдруг он вернулся. Все четверо думали, что Тедди приехал домой, дабы поздороваться со старыми друзьями, опрокинуть стаканчик, выпить пива и немного поболтать. Но они ошибались.